На одном из них ножом или штыком глубоко вырезан треугольник, внутри которого чётко просматривается схематическое изображение глаза, на другом также глубоко выцарапана надпись «Приди и узри» и проставлена дата – 1881.

– Этой надписи уже сто тридцать лет, – добавляет Жива.

– А причём тут Горыныч? – сомневается Майя.

– А ты посмотри, какой в этом глазе зрачок. Он же – змеиный!

Майя согласно кивает головой: зрачок, действительно, не круглый, а вертикальный, как у змеи, ведущей ночной образ жизни.

– А видишь эту кривую осину? – показывает рукой Жива.

Перед входом в арку возле кирпичной стены растут две осины, одна – стройная, другая – кривая. Согнутый ствол склонённого над аркой дерева словно притянут к земле неведомой силой.

– Веда говорит, что именно к ней и привязывают девушек, которых оставляют здесь в жертву этому Горынычу.

– Может, скажешь, что она и Горыныча здесь видела?

– Говорит, что видела. И не раз. Правда, говорит, на змея он совсем не похож.

– А на кого он похож?

– Я тоже её так спросила.

– И что?

– Она сказала, что лучше мне этого не видеть.

– Думаешь, страж горы сейчас там?

– Не знаю, – пожимает плечами Жива. – Но нам лучше держаться отсюда подальше. Женщин и старух он не трогает. Ему нужны только девственницы.

Поднимаясь выше по дереву, О’Димон замечает нарисованную на выбеленном стволе уже знакомую ему весёлую рожицу, чем-то напоминающую подкову или хомут рогами вверх.

Внутри подковы начертаны два креста вместо глаз, а под ней – что-то вроде высунутого языка. Подкова перечёркнута стрелкой, указывающей на этот самый язык. Ниже нарисована римская цифра VII.

О`Димон забирается на самую верхушку дерева и сверху ему открывается, что гора в самом деле похожа на подкову. Два отрога горы, как бы обхватывают, обнимают собой огромную впадину.

Он видит с высоты, что девушки сворачивают от потерны на тропинку, ведущую в Ведьмин яр. Неожиданно он замечает, как следом за девушками из чёрного зева арки выползает легкая серая дымка.

– Ведьмы чёртовы! – клянёт он их.

Стелясь по земле, сизый шлейф, как змея, переползает дорогу и, двигаясь вслед за ведьмочками, также спускается вниз по узкой тропинке, ведущей в яр.

На Бастионном шляху вновь появляется Димон-А. В одной руке у него увесистый булыжник, в другой – огромная рогатина. Он с опаской поглядывает по сторонам, но на каменистой дороге Цербера не видно.

– О’Димон! – зовёт он приятеля, заметив его на самой верхушке сухого дерева. – Слезай!

– Не слезу.

– Слезай, говорю!

– Говорю, не слезу!

– Слезай! Цербера уже нет!

– Причём тут Цербер? Глянь внизу, – показывает О’Димон рукой на лысый ствол пониже себя, – видишь?

– Вижу. Ну и что?

– Я понял, что это значит. Это не просто рисунок. Это схема. Я понял это сверху, отсюда.

– Что ты понял? – нетерпеливо спрашивает Димон-А.

– Отсюда видно, что Лысая гора и представляет собой эту подкову. Рога чёрта – это отроги горы.

– А два креста?

– Это Ведьмин и Русалочий яр.

– А что тогда означает семёрка?

– Семёрка на самом деле означает не семь грехов, а седьмую потерну. Вон она, видишь? – показывает О’Димон рукой.

– Значит, этот чёртов язык на рисунке обозначает седьмые врата? – начинает задумываться Димон-А.

– Видимо, кто-то этим рисунком хочет сказать, что там скрывается что-то очень важное. Там, по-видимому, находится самое главное место Лысой горы.

– Ладно, спускайся уже!

О’Димон начинает спускаться с дерева. Димон-А, тем временем, внимательно разглядывает рисунок.

– Это не подкова, – озаряет вдруг студента медицинского университета. – Это промежность. Лысая гора – это вульва, женское лоно. Отроги горы – это половые губы, а впадина между ними – гигантское влагалище.

О’Димон спускается на землю.

– А что же тогда означает язык?

– Это – шейка матки.

– Значит, там, внутри той потерны, находится матка Лысой горы?

Приятели спешат к арке, чтобы удостовериться в своих предположениях. Остановившись перед входом, они вглядываются во мрак потерны.

– Так вот, оказывается, где зарождаются все эти чудовища, – говорит Димон-А.

– Ужас какой, – качает головой О’Димон.

– Мама, роди меня обратно, – дрожащим голосом шутливо произносит Димон-А.

О’Димон усмехается, заметив на кирпичной кладке оставленный кем-то автограф «ЗДЕСЬ БЫЛ БОРЯ». Последняя буква в последнем слове перечёркнута крест-накрест и добавлена буква «Э».

– А причём ту «Борэ»? – спрашивает он.

– «Борэ» вообще-то на божественном языке означает «творец», – отвечает ему всезнающий Димон-А.

– А ты разве знаешь божественный язык?

– А разве по мне не видно, что я его знаю?

– Вообще-то видно, – улыбается О’Димон.

– Кстати, если располовинить это слово и прочитать заново, то «бо-рэ» будет означать «иди и смотри».

О’Димон подходит ближе к кладке и видит: на торце одного из кирпичей вырезаны штыком неприметные буквы – DCLXVI.

– А это слово что ещё означает? Вроде на латыни.

– Это не слово, – качает головой Димон-А. – Это просто буквы.

О’Димон внимательно смотрит.

– Нет, это не буквы, это римские цифры.

– Точно, – кивает Димон-А. – Это число. VI – это шесть, LX – это шестьдесят, а DC – кажется, шестьсот.

– Число зверя? – догадывается О’Димон.

Увлечённые разговором, они не замечают, что на каменистой дороге вновь появляется Цербер. Димоны обнаруживают его присутствие лишь тогда, когда он, приблизившись, начинает жутко рычать.

Димон-А бросает в трёхглавую собаку булыжник. Тот пролетает мимо, не причинив ей никакого вреда. Цербер подступает к ним вплотную. Выставив перед собой рогатину, Димон-А отгоняет его. Воспользовавшись моментом, О`Димон в одно мгновенье взлетает на шестиметровый вал.

Деваться Димону-А некуда, и он отступает вглубь арки. Цербер останавливается перед входом и, продолжая рычать, всё-таки не решается зайти внутрь.

– О`Димон! – истошно кричит изнутри потерны Димон-А.

– Что? – отзывается приятель с вала.

Из глубины потерны доносится неясный шум, возня, словно Димон-А борется с кем-то во мраке, словно пытается выбраться наружу, но ему кто-то не даёт этого сделать. Из арки слышны одни матерные выражения, самое безобидное из которых только слово «мать». Кто-то, явно, держит его и не отпускает.