– Ты кто?

– Я Дьюс.

Взгляд Дьюса был тверд, как кремневый скребок, линия рта – жесткая и колючая, как терновник. Попрыгунчик поймал себя на том, что проникся к Дьюсу мгновенной антипатией. Тот, казалось, уловил его настроение и почему-то был этому рад.

– Ладно, хватит разговоров. Октавия не любит, когда ее заставляют ждать. Идем за мной.

Сначала они долго шагали длинными, без окон, коридорами с безликими, выкрашенными в белый цвет стенами, затем преодолели несколько пролетов лестницы и наконец вышли на открытую террасу.

Попрыгунчик замер на месте как вкопанный, пораженный видом, что открывался с горы.

За парапетом террасы склон горы резко уходил вниз – казалось, один шаг, и ступишь на верхушки деревьев, – так что панорама простиралась на все сто восемьдесят градусов. Высота скрадывала расстояния, и нижняя часть склона издали сливалась в полоски растительности разных оттенков. У самого основания горы, протянувшись до самого горизонта, плескалось лазурное море. Ветер доносил сюда наверх его солоноватый запах, древний, как сам этот мир.

Попрыгунчик обернулся через плечо, однако сумел разглядеть лишь несколько балконов, окон и уходивших ввысь башен.

– Добро пожаловать к нам в Верхний Город, Квинтеро.

Только тогда он заметил женщину. И сердце его тотчас забилось в груди, как у испуганного зверя.

Октавия сидела на скамье, откинувшись спиной на яркие подушки. Глаза ее были цвета неба. Губы – накрашены ярко-алым.

– Присядь рядом со мной, – пригласила она, похлопав по сиденью скамьи.

Попрыгунчик двинулся к ней как зачарованный.

– Можешь оставить нас, Дьюс, – велела Октавия, как только Попрыгунчик опустился на сиденье рядом с ней.

Дьюс улыбнулся и покинул террасу.

– Мне хотелось бы, чтобы ты кое-что посмотрел, – произнесла Октавия и, потянувшись вниз, подняла свернутый в трубку свиток светлого материала. Развернув его, она провела по нему пальцем, чтобы расправить; материал тотчас принял слегка изогнутую форму и затвердел. Октавия поставила его и нажала на кнопку в одном его уголке. Плоский экран тотчас заполнили изображения. Вскоре к ним прибавился и звук.

Когда другая Октавия – та, что на экране, – сказала: «Мой попрыгунчик», он тотчас понял, что это и есть его единственное, настоящее имя.

Вскоре экран потух.

– Так, значит, это был я? – поинтересовался Попрыгунчик.

– Да.

– Откуда ты это знаешь?

– По отпечатку твоей кармы. Другой такой ни у кого нет. Наши датчики, расположенные по периметру, уловили ее. И она совпала с той, что мы зафиксировали много лет назад, когда ты еще был крошечным морским обитателем.

Голова Попрыгунчика раскалывалась, отказываясь вместить то, что он только что узнал.

– Но я ничего не понимаю...

Октавия пробежала пальцами по груди, и одежды на ней распахнулись, обнажая грудь. Потянувшись к нему, она расстегнула и его платье.

Теплая, мягкая ладонь накрыла его член.

На самом же деле Октавия накрыла ладонью его всего.

– Когда люди приземлились на этой планете, они понятия не имели об уровнях перевоплощения на склонах горы Шелдрейк. На первый взгляд планета показалась им обыкновенной, каких во вселенной немало. Увы, они ошиблись.

Источником идентичности, формы и качеств всех сущностей во вселенной, одушевленных и неодушевленных, являются морфические поля – нематериальные зоны, которые простираются как в пространстве, так и во времени, и не поддаются манипуляциям со стороны людей. Эти поля располагаются вокруг или внутри систем, которые они организуют. Они хранят в себе кумулятивный опыт всех членов того или иного класса сущностей, видовую память каждого вида растений, животных, каждого камня, кристалла, белка, звезды...

Это то, что уже давно известно науке. С чем, однако, мы столкнулись впервые – оказалось, что морфические поля могут располагаться в пространстве уровнями.

Гора Шелдрейк – одно из таких мест.

Каждый уровень ее склонов – от основания, там, где плещутся теплые воды моря, и до вершины, где мы с тобой сейчас находимся, – является средой обитания лишь для ограниченного количества биологических форм – тех, что возможны в данном морфическом поле. Другие же поля, определяющие природу моря и минералов, по всей видимости, постоянны.

И только Верхний Город имеет морфическое поле, делающее возможным существование здесь людей.

Стоит кому-то из нас спуститься на более низкий уровень, как мы тотчас начинаем ощущать воздействие доминантного морфического поля.

Стоит задержаться лишнее мгновение – и рискуешь утратить прежнюю форму и память, приняв облик того живого существа, которое на данном уровне является доминантной биологической формой.

Члены экспедиции ничего не ведали о подстерегавшей их опасности. Поначалу им повезло – они приземлились на вершину горы Шелдрейк, где оставались в человеческом обличье. Однако вскоре они отправились исследовать мир, в который их забросила судьба.

Ни один из них не вернулся назад. Морфические поля нижних уровней поглотили их в считанные мгновения. Здесь не было никаких барьеров, отделявших один уровень от другого, никакой противодействующей силы.

Я – единственная, кому удалось выжить. Я наблюдала на экране в режиме реального времени, как мои товарищи бились в конвульсиях, один за другим превращаясь в диких зверей, в ползучих гадов, в червей... Я онемела от ужаса. Несколько дней подряд я бродила по Верхнему Городу как потерянная, не зная, что мне делать. Пока наконец меня не осенило.

Нет, конечно, бесполезно было даже надеяться за короткий промежуток времени поймать самых шустрых из доминантных форм жизни нижних уровней. У меня не было ни капкана, ни даже дубинки, чтобы оглушить то или иное существо. И тогда я подумала, а не попробовать ли мне поймать в иле во время отлива нескольких попрыгунчиков.

У меня ушел не один день, чтобы наконец собраться с мужеством и решиться на вылазку к основанию горы. Мне было страшно, что я сама, пока буду спускаться вниз, могу утратить человеческий облик. Но тут я вспомнила, что никто из остальных членов экспедиции не претерпел никаких изменений, пока корабль приземлялся с орбиты. Судя по всему, быстрый и кратковременный спуск на нижележащие уровни никак не сказывался на стабильности морфической памяти.

Я быстро слетала вниз и так же быстро вернулась назад, неся с собой попрыгунчика. Буквально у меня на глазах он превратился в человеческую особь.

Был ли это один из моих первоначальных товарищей или же уроженец этой планеты? Я, конечно, могла бы сравнить отпечаток его кармы с теми, что хранились в архиве, но не стала этого делать. Мне и без того было грустно. Как бы там ни было, восстановить его личность и память не было никакой возможности. Хотя эти вещи и сохраняются внутри морфического поля, они рассеиваются в нем и не поддаются восстановлению.