слишком энергично, но, не поставленный на предохранитель автомат вдруг дал короткую очередь над головой агитатора. Несколько человек пригнулось, товарищ Артем, изрыгая ругательства, под прикрытием членов местного комитета, стал отступать назад.

— Вот видите, товарищи, конструкция оружия совсем сырая, сам стал стрелять… — я обескуражено развел руками: — Так что ждем, когда конструкция у оружия будет надежной.

— А скажи, начальник, что за рабочих ты в сушилке поселил? — народ осмелел и вернулся к насущным вопросам: — Вместо нас работать будут, что ли?

— Это, дорогие мои, бандиты, которых милиция поймала. У нас же жизнь новая, революционная. Поэтому, незачем бандитам в тюрьме бездольем маяться, надо работать, в поте лица зарабатывать хлеб свой насущный. Ибо, еще в Писании сказано — «Кто не работает, тот не ест». Правильно я говорю товарищи? Пусть воры и преступники берут в руки инструмент и начинают работать…

— Наверняка опять рабочего человека, что детям малым калач на базаре бес спросу взял, поймали и теперь измываются! — крикнул в середине толпы какой-то провокатор.

— Ты иди, да проверь! Выходи, кто это крикнул. — я пытался рассмотреть среди сотни лиц кричавшего: — Я тебя до утра с ними подселю и даже вечернюю пайку дам. А утром, если живой останешься, сюда придешь и расскажешь честному народу о своих новых друзьях. Ну что, кто смелый?

О никто не вышел, толпа, что-то недовольно ворча, стала расходится, а я сел в коляску, подмигнул испуганной Анне Ефремовне и попросил Тимофея довести нас до дома тетки Пыжиковой.

— Ну что, Анна Ефремовна, ремонт в родительской квартире уже сделали? — старался я развлечь барышню в дороге.

— Благодарю, Петр Степанович, вчера закончили, завтра тетушка маклера из конторы пригласит, чтобы он начинал квартиру жильцам показывать.

— А в домовых обществах вы уже побывали? Где у Ефрема Автандиловича доли в капитале были?

— Я об этом хотела с вами завтра поговорить, Петр Степанович. — опять засмущалась Анна Ефремовна: — Если вы уделите мне время.

— Если с самого утра не придется куда-то ехать, то время для вас выделю. — пообещал я и откинулся на спинку сиденья.

У дома тетки, когда я предложил проводить девушку, она мягко, но настойчиво, отказалась, правда, неожиданно попросила ее совсем недолго подождать. Появилась Аня действительно скоро, буквально через пятнадцать минут, при этом несла с собой два увесистых саквояжа.

— Вы куда такую тяжесть решили отвезти? — я соскочил с коляски, помог юной девушке погрузить вещи и сесть самой.

Девушка пролепетала, что ей нужно в госпиталь, и опять опустила глаза. Я не понимал ее смущения, неужели он везет какое-то дамское белье кому-то в госпиталь и так этого смущается?

— Петр Степанович, скажите, почему люди такие злые? — раздался неожиданный вопрос.

— Гхм, видите ли, Анна Ефремовна… — я задумался: — Если вы про рабочих говорите, то, наверное, от безысходности. Жизнь тяжела, просвета нет. Медицины нет, работа с утра и до ночи, в лучшем случае, казенное общежитие, типа того, что построил ваш отец. Если бы люди видели какую-то светлую перспективу впереди, наверное, им было бы легче.

Представьте, им говорят, что каждый год вы будете получать денег на десять процентов больше, чем получали в прошлом году. Как вы думаете, стали бы люди менее злыми. Или, к примеру, через десять лет у каждого рабочего и члена семь будет по комнате, просторной, светлой комнате…

— Эк, барин, ка тебя разобрало! — крякнул с облучка кучер Тимофей.

— Ты Тимофей, не подслушивай, а управляй своей Звездочкой. — рассердился я: — Ну, может быть не через десять, а через пятнадцать. Но это все рано будет, просто надо верить в светлое будущее. А еще каждой семье нужна машина…

Так мы и доехали под ироничное хмыканье Тимофея, который не верил в радостные перспективы будущего, которые я в красках расписывал своим слушателям. А Анна только восторженно ойкала и пару раз схватила меня за руку.

Приехав во дворец я помог девушке выгрузится, после чего она куда-то убежала со своими кофрами, а я погрузился в ежедневную суету начальника над тремя сотнями служивого люду. И вечер, и начало ночи пробежали очень быстро. После возвращения во дворец вечерних нарядов и патрулей, я пожелал дежурной смене спокойной ночи, выпил на ночь стакан чаю с каким-то бутербродом и улегся спать. А утром проснулся от ощущения, что сплю я не один — горячее и, на ощупь, женское бедро, обжигало мне могу. Я приоткрыл глаза — из-за стола выглядывал, весело скалящийся, Треф, который мне ничего не сказал. Тогда я осторожно повернулся на другой бок. На краешке пуховой подушки лежала головка Анны Ефремовны и, судя по подрагивающим ресницам, она не спала.

* * *

Глава восемнадцатая

Конец марта 1917 года. В ожидании встречи

Судя по дрожанию ресниц, барышня, непонятным образом оказавшаяся у меня в постели, не стала.

— Извольте объяснится, Анна Ефремовна, что это значит? — я на всякий случай заглянул под одеяло, но никаких следов любовных игрищ на постельном белье не обнаружил.

— Анна Ефремовна, не стоит притворятся, что вы спите. — не дождавшись ответа я вылез из-под одеяла и стал одеваться.

Пыжикова одним рывком села, откинувшись на спинку дивана. На мгновение передо мной мелькнуло белое плечо, бретелька ночной рубахи, после чего девушка стала тщательно заворачивать себя в одеяло, так, что через несколько мгновений открытой оставалась одна голова с туго заплетенными косами. Большие глаза в растерянности уставились на меня. Очевидно, что молодая интриганка свои шаги, дальше попадания в мою постель, не продумала.

— Доброе утро.

— При… — что-то пискнула «порочная» девица и опустила глаза.

Понятно. Я вздохнул и бросив «Никуда не уходи», вышел из своего кабинета, в сопровождении Трефа.

Пока на кухне мне собирали завтрак «на двоих», Треф успел побегать на заднем дворе дворца, сделав свои утренние дела, после чего получил от кухонной смены свою бадейку с кулешом, а я, держа поднос с накрытой салфеткой миской, двумя стаканами, в подстаканниках и чайника, двинулся обратно в свою берлогу.

К моему приходу девушка все-таки выбралась из постели, аккуратно заправив ее, оделась в темное платье и даже переплела две комы в одну, и теперь стояла в углу кабинета, у окна, напряженная, как сжатая пружина.

— Аня, присаживайся, угощайся. — я разлил чай и откинул в сторону салфетку.

Серый хлеб, сыр и по два тонких ломтя недорогой «чайной» колбасы — обычный завтрак. Бойцы по утрам дополнительно получали кашу без мяса, продуктов пока хватало.

Девушка вздрогнула и вскинула на меня сердитые, зеленые глазища.

— Прости, Аня… — я