Другими словами, нынешний несправедливый экономический порядок как будто бы создан для того, чтобы производить человеческий тип, имя которому придумали утилитаристы и ошибочно приписывают Адаму Смиту, — Homo oeconomicus — «человека, стремящегося к личному обогащению», действующего в своих интересах[30]. И понятно, что не только утилитаристы и экономисты разделяют это потребительское видение человеческого существа, но оно также совпадает с взглядами марксистов и разделяется большей частью общества, потому что экономическая реальность потерпевших крах или тех, кто чувствует себя на грани разорения, не способствует созерцанию или глубокому размышлению, как немыслимы в ситуации стресса восприятие красоты или наслаждение природой.

Я не стану больше рассуждать об этих вещах, наполовину известных и наполовину забытых в соответствии с духом конформизма во времена, когда всё можно безнаказанно подвергать сомнению, кроме рыночной идеологии, которая получила характеристики религиозной догмы и которой ещё имеют наглость приписывать демократию. Я позволил себе говорить об этом только затем, чтобы придать больший вес моему заявлению, что чем больше мы возвысили «могущественного господина Деньги»[31], тем сильнее мы уменьшили человеческое существо и дегуманизировали общество; и таким образом, трудно себе представить более актуальный проект социальной ответственности компании, чем то, чтобы её лидеры приняли во внимание вред, который был причинен обществу из-за преувеличенной страсти к прибыли, сопровождавшей сначала развитие экономического неравенства, а сравнительно недавно — развитие современного сверхкапитализма.

Подобно тому, как в религиозной культуре признается процесс посвящения, в котором формальная принадлежность к какой-то церкви является всего лишь внешним, а то и вовсе поверхностным признаком, и сущность процесса переориентации духовной жизни состоит в понимании того, что до сих пор человек жил ошибочно, современная психотерапевтическая культура утверждает, что для своего исцеления человек должен сначала осознать свою болезнь.

Хотя для сегодняшнего массового сознания грех является устаревшей концепцией, а болезнь мыслится как аномалия некоторых жизненных функций, необходимо заметить, что как в христианской культуре грех — это состояние человечества, изгнанного из рая в незапамятные мифические времена, так для Фрейда и в целом для современной психотерапевтической культуры болезнь — это то, что есть у каждого в определенной степени из-за участия в обществе, в котором царит всеобщий невроз.

В этом смысле невротик — всего лишь нормотик, который стал более осознанным и страдает по мере понимания деструктивности своего незрелого, разобщенного и неуравновешенного состояния.

Разве не видно теперь, что это необходимо осознать многим, чтобы инициировать изменения в сообществах людей?

Очевидно, что после того, как я заменил вопрос «Что может компания сделать для своих сотрудников?» более масштабным — «Чем компания может быть полезна миру?» и размышления привели меня к утверждению, что сама компания должна измениться, стать гуманной, ответственной и т. д., думаю, первым шагом к этой цели могло быть стать что-то похожее на коллективную метанойю — если не всего бизнес-мира в целом, то как минимум группы пионеров с филантропическим духом, которые были бы заинтересованы в проекте и желали бы запустить подобный процесс в движение.

Я не буду цитировать далее текст своего письма, но скажу, что в своем ответе на приглашение кафедры ответственного лидерства я также высказал свое убеждение, что из многих хороших начинаний, которые фронт объединенных предпринимателей мог бы осуществить для возрождения человечности в мире, ни одна мне не кажется столь же важной и многообещающей, как помощь в продвижении настоящего образования, вытесненного нынешним заботящимся больше о нуждах производства, чем о человеческом развитии или социальном здоровье.

И хотя многие предприниматели уже внесли свой вклад в образование и это наверняка послужило их блестящей репутации, я сомневаюсь, что этим был сделан реальный шаг в создание нового мира. Ему не очень помогает поддержка сегодняшнего образования, которое является скрыто угнетающим и тайно эксплуатирующим. То, что действительно хорошо бы было поддержать и с чем усилия предпринимателей могли бы отлично справиться, — изменить процесс обучения так, чтобы он служил не успешной сдаче экзаменов и получению дипломов, а мудрости и добродетели, на которых упал спрос в нашем коррумпированном мире.

Поскольку ответа на своё письмо я так и не получил и это заставило меня сомневаться в искренности риторики о социальной ответственности, которая послужила ему вдохновением, мне хотелось бы поделиться своими идеями с обществом, добавив лишь, что в разгар финансового кризиса, ставшего горячей темой для всего мира, эти идеи обрели новое направление. Моя надежда на инициативу бизнес-сообщества сначала превратилась в ожидание межправительственного соглашения, а потом я подумал, что, хотя было бы справедливо, чтобы бизнес-сообщество оплатило массовую реформу образования, которая могла бы стать откликом на многогранный кризис, переживаемый западным миром, такая инициатива должна была бы исходить от Всемирной торговой организации (ВТО) или же от договоров между странами, имеющих такой же вес, как у существующих транснациональных коммерческих соглашений.

Но, принимая во внимание события последних лет, можно ли тешить себя подобной надеждой в политическом мире современных коммерческих наций?

Реформа образования и даже преобразование самих компаний возможны в том случае, если гражданское общество возьмёт власть в свои руки, независимо от существующих институтов. Это стоит иметь в виду будущему человеческому обществу в ответственный момент, когда оно начнет задумываться о реформах компаний, уже освободившись от их зловредного господства.

Футурист Уиллис Хармон писал в своей пророческой книге 1980-х «Изменение Мирового Разума. Обещание последних лет двадцатого столетия»[32], что ничто так не может послужить трансформации общества, как массовое изменение сознания большинства:

Большинство перемен в обществах на протяжении истории решалось не правительственными реформами и не исходом битв, а являлось результатом того, что огромное количество людей изменяло свой способ видеть, хотя бы немного.