Я подхожу к концу завершающей главы этой книги, и когда спрашиваю себя, что осталось недосказанным, мне кажется важным ещё раз напомнить о политическом видении Тотилы Альберта, почти неизвестного поэта и пророка. Я считаю его своим духовным отцом, и он был первым, кто осудил патриархальный строй, находясь в Германии в Межвоенный период. Он говорил тогда, что человеческий род прошёл не только через патриархальную фазу, в которой правительство было выстроено в форме иерархической пирамиды, но и через предыдущую — матриархальную, с правлением племени или сообщества, которая, похоже, началась вместе с переходом к оседлой жизни в эпоху неолита, а до этого в доисторические времена мы прошли этап ребёнка, или анархии, когда преобладало управление каждого самим собой. Он настаивал, что эти три фазы общественного «разлада» были лишь переходными в данных исторических обстоятельствах, и утверждал, что мы ещё не достигли равновесия трёх, к которому когда-нибудь сможем прийти, решившись покончить с патриархальным строем.

Очень часто цитируют фразу из Книги Притчей Ветхого Завета «без откровения свыше народ необуздан», и сейчас, когда рушатся стереотипы и преобладает подозрительность ко всем великим теориям, мне кажется важным иметь альтернативное видение другое, чем то, что было характерно для агонизирующего патриархата нашей эпохи, признавая не только околодемократический, матриархальный, паритетный или справедливый порядок, но и интегрирующий все три составляющие нашей природы — отцовскую, материнскую и детскую.

Поскольку в годы своего просветления Тотила Альберт жил в Германии, он называл по-немецки Dreimal Unser тот здоровый мир, который представлялся ему возможным будущим человечества — выражение, которое буквально переводится как «трижды наш», с аллюзией на «Отче Наш» патриархальной эры, в которой только признается божественность неба, мать-земля попирается и Сын приносится в жертву. Естественно, в триедином обществе самореализованных людей признание божественности соответствовало бы троице Отец-Мать-Сын. Но каким бы было это общество, в котором материнские и детские ценности были бы не менее важными, чем ценности отцовские?

Кроме того, что исчезло бы подавление женщин, ушел в прошлое кастрирующий авторитаризм по отношению к детским желаниям и империализм разума над телом и удовольствием, мне кажется, Послание о Трёх выражалось бы психологически в равновесии между тремя видами любви, а политически — как гетерархический порядок с тремя видами правительств, которые мы узнали за нашу историю.

Очевидно, что наш мир, где систематически не хватает сострадания в политике и экономике и где криминализируется удовольствие в процессе воспитания и так называемого образования, ещё очень далек от любви. И даже восторженная любовь, выражавшаяся раньше в религиозности и патриотизме, обычно составляла фальсификацию настоящего преклонения, основанного на принятии веры большинства. И сейчас, когда это стало заметно, обнажился наш коллективный недостаток настоящего энтузиазма к истинным ценностям.

Но если мы хотим построить общество, наполненное любовью, нам нужно поощрять индивидуальное человеческое развитие, о котором я уже говорил в главах, посвященных реформе образования, и мне только остается добавить, что на будущие курсы практической подготовки преподавателей стоило бы пригласить и родителей учеников, и учительские коллективы школ.

Но каким должен быть так называемый гетерархический политический режим, в отличие от иерархического, от которого одни проблемы?

Мы уже пытались провести синтез централизованного правительства и общественного, по республиканской модели, ожидая уравновесить исполнительную власть с парламентом, но мы с очевидностью далеки от того, что было бы синтезом демократии (в её буквальном понимании как управление народом для народа) и монархии (в её изначальном смысле, когда царь-священник мог бы представлять или интерпретировать божественную волю). Ясно, что не получится воплотить такую идею путем выбора представителей из сообщества. И чтобы была прямая демократия, правительство должно быть региональным, а не национальным. Но если бы мы хотели опереться на модель управления, в которой власть мудрых царей, воспитанных в осознанности и добродетели, как это представлял Платон, была бы уравновешена коммунистическим или общественным принципом в диалоге с региональными правительствами, очевидно, это только представляло бы отцовскую и материнскую составляющие триединого правительства, а детская часть осуществлялась бы за счет власти гражданина над своей собственной жизнью, то есть здоровым проявлением анархии, ставящей границы подавления индивидуума как со стороны центрального правительства, так и со стороны сообщества.

Меня не оставляет чувство, что есть две стороны этого политического видения в свете приближающегося периода глубокой трансформации: анархическая, которая может быть утеряна, когда энтузиазм сообщества грозит превратиться в тиранию группы, и иерархический, который будет находиться под угрозой обесценивания ввиду антиавторитарных перегибов (впрочем, объяснимых, потому что мы только что распрощались с коррумпированным и дискредитированным патриархальным порядком). Как человек, лично знакомый с Карлом Роджерсом и его воззрениями на самоуправление групп, я понимаю тех, кто хочет защищаться от любых властей и считает их никчемными, но думаю, что сама общественность осознает ценность принципа власти, который не следует отбрасывать, — его нужно просто включить в контекст таким образом, чтобы иерархический принцип входил в гетерархию наравне с демократическим и анархическим принципами.

Хотя новая эра неошаманизма и дионисийского духа, казавшаяся такой близкой в те далекие 1960-е, была прервана контрреволюционной угрозой патриархальной системы, дух поиска и ощущение необходимости контркультуры прошли через период долгого молчаливого становления, и мне кажется, что сейчас наступает зрелость этого просветленного и свободного сознания.

Пусть трансформация индивидуального сознания через большее психологическое понимание (аполлоническое) и большую личную свободу (дионисийскую), которая сейчас получает коллективный голос против обветшавшего изощрённого коллективного зла и старается развернуться и уйти от него, сможет стать для нас залогом веры и надежды, что нам необходимо продолжать расти, а всё остальное придет само собой.

Я призываю вас быть солидарными в суровых жизненных испытаниях и всегда радоваться, ведь вам придется вместе спасать мир в момент его крушения.

Иногда я сравниваю неизбежный прыжок в неизвестное с Исходом еврейского народа из Египта, где они согласно легенде пребывали в рабстве, — и мне показалось подходящим это сравнение в связи с тем, что за переходом через Красное море последовали многолетние странствия по пустыне, что даёт нам хорошую аналогию с нуждой, к которой нам придется адаптироваться в менее благожелательной окружающей среде. Образ народа, идущего за своим переносным алтарем с Ковчегом Откровения (Ковчегом Завета), позволяет предположить, что наш успех будет зависеть от направленности на высшую интуицию. Но недавно я подумал, что наша ситуация немного напоминает возвращение еврейского народа из Вавилонского плена, потому что, хотя освобождение от империи коммерческого патриархата будет похоже на воспоминание о той жизни, которую уже позабыли в течение многих лет отчуждения, но чувство свободы в построении мира в соответствии с истинными ценностями будет поддерживать нас, его строителей, посреди обломков и хаоса. И как я считаю, что во время мирового кризиса нам нужно заняться подготовкой спасательных шлюпок, я также благодарю своего учителя Тартанга Тулку Ринпоче, который занимается сохранением тибетского наследия, публикуя тысячи текстов для духовного образования своих соотечественников в изгнании, потому что не в меньшей степени, чем леса Амазонки, мне кажется нашим богатством духовное наследие человечества, которое мы однажды оценим как важнейший ресурс в коллективной эволюции.