дискредитируются на основании классовой принадлежности: «Истории многих борцов за права секс-работников обесцениваются в феминистском пространстве на основании того, что, будучи активистами, они не могут быть репрезентативны. Они якобы говорят из исключительной и привилегированной позиции, аномальной для индустрии»[259].

У обеих – у Мак и Смит – есть ученые степени. И даже без этой биографической детали их все равно выдает акцент – акцент представительниц среднего класса. Как и меня, конечно: как колумнистка и авторка я пишу с платформы, доступа к которой нет у большинства других людей. К этой публичной дискуссии по определению могут подключиться только относительно привилегированные участники.

Тем не менее все равно очень важно обращать внимание на классовую принадлежность активистов за права секс-работников. Не для того, чтобы их подловить и закрыть дискуссию, но потому что экономические интересы человека оказывают серьезное влияние на его личные предпочтения. Как только начинаешь иметь это в виду, немедленно замечаешь, насколько необычен опыт работы в секс-индустрии большинства этих активисток. Джули Биндель, журналистка-расследовательница и общественная деятельница, выступающая против сексуального насилия, пишет о самых заметных голосах в обсуждениях секс-индустрии:

Мне кажется, что многим из высокопоставленных лоббистов, агитирующих за проституцию и представляющихся «секс-работниками», больше подходит имя «туристов». Мелисса Джира-Грант, имеющая высшее образование и работающая журналистом, Брук Маньянти, защитившая ученую степень, написавшая несколько книг и работающая ученым, Дуглас Фокс, чей партнер владеет одним из самых больших эскорт-агентств в Британии, – все они совершенно не репрезентативны для сферы сексуальных услуг[260].

Подобные уловки возможны в том числе потому, что термин «секс-работник» имеет очень размытое значение. Иногда, как в случае Маньянти, он может обозначать «полноконтактного» секс-работника. Иногда, как в случае Джиры-Грант, только работу в сети. А иногда – что удивительнее всего – даже таким людям, как Дуглас Фокс, удается навесить на себя ярлык «независимого мужчины секс-работника» и занять высокую позицию в Международном профсоюзе секс-работников, несмотря на то что фактически он – сутенер[261].

В академических кругах исследователи особенно часто называют себя «секс-работниками», при этом намеренно не вдаваясь в детали того, что именно они делают. Когда фразы «послушайте секс-работников» и «говоря как секс-работник» обретают такой лоск, они, разумеется, начинают пользоваться бурным спросом у людей, которых мы (вслед за Биндель) могли бы назвать «туристами».

Это старая проблема движения за права секс-работников. Одной из первых и самых влиятельных организаций, выступающих за полную декриминализацию проституции, была COYOTE (Call Off Your Old Tired Ethics, «Отбросьте Свою Дряхлую Этику»), основанная в Сан-Франциско в 1973 году. Медиа часто называли ее «первым профсоюзом проституток»[262]. Но когда социолог Элизабет Бернштейн провела полуторагодовое полевое исследование среди проституток Сан-Франциско, она обнаружила, что COYOTE была совершенно нерепрезентативна:

Подавляющее большинство членов COYOTE – образованные представители белого среднего класса, на что и указывали их политические оппоненты. Почти все они являются девушками по вызову, эскортницами, танцовщицами или массажистками. Кто-то является специалистом по фетишу, например, госпожой или «свитчем» (то есть попеременно господствует и подчиняется). У многих местом работы является богато обставленный дом или арендуемое «рабочее пространство», в которое они приглашают с помощью объявлений в газетах. Их заработка хватает не только на покрытие всех расходов, но и на карьеру в области искусства или интеллектуального труда… Средняя почасовая оплата, вне зависимости от того, работает ли женщина «на себя», составляет 200 долларов.

Бернштейн описывает ежемесячные встречи COYOTE, на которых:

Новые члены, как правило, представляют себя своеобразным «каминг-аутом» («Я закончила бакалавриат философии колледжа Смит, а потом переехала сюда, чтобы стать секс-работником»), на который отвечают бурными аплодисментами. Секс-работник – это удовольствие от секса, высвобождение подавленных энергий и исследование социально опасных границ эротики.

Это разительно отличается от проституток, которых Бернштейн находит на «другом конце континуума», – бездомных женщин, зависимых от крэка и героина, продающих свой секс за 20 долларов и немедленно тратящих выручку на наркотики. Большинство этих женщин строго контролируются сутенерами и имеют подавленный и болезненный внешний вид[263].

Элизабет Бернштейн отнюдь не является радикальным борцом против торговли сексом и вряд ли согласилась бы с большинством суждений этой книги[264]. Однако она обращает внимание на то, как обычно обсуждается секс-индустрия, и на связанную с этим проблему, которая, как правило, остается без внимания. Дикриминализационное лобби очень часто выдвигает требование «выслушать секс-работников», но каких именно секс-работников они требуют выслушать?

Роскошные убеждения

Психолог Роб Хендерсон ввел термин «роскошные убеждения» для описания идей и мнений, которые почти ничего не стоят богачам и придают им высокий статус, но при этом являются совершенно разорительными для небогатых людей[265]. Они представляют собой, как он пишет, разновидность товаров Веблена, названных так в честь социолога Торстейна Веблена, – то есть предметов, не подчиняющихся обычным законам спроса и предложения, потому что высокая цена делает их более привлекательными для покупателей, а не наоборот. Тем не менее, по мере снижения цен на товары роскоши, из-за снижения стоимости изготовления богачам нужно было придумать новые товары Веблена. Поэтому, как пишет Хендерсон:

Богатые люди сделали так, что признаком социального статуса стали не товары, а убеждения… Это что-то вроде демонстративного потребления. Если ты студент, и у тебя богатые родители, и ты можешь, в отличие от меня, бросить на ветер 900 долларов, то ты вполне можешь выразить свое богатство и статус с помощью куртки Canada Goose. Продвижение политических решений, из-за которых ты и другие представители высшего класса понесут меньше убытков, чем бедные слои населения, выступает в той же роли.

В элитных кругах медиа, некоммерческих организаций и лучших университетов повторение таких фраз, как «секс-работа – тоже работа», позволяет говорящему укрепить свой статус. Эти фразы как бы подразумевают похвальную непредвзятость, готовность восстать против буржуазных сексуальных норм и способность сочувствовать вымышленному образу «секс-работника» – независимого предпринимателя, который не против заняться сексом, но совершенно не приемлет вмешательства государства в свои дела. Приверженцы этого роскошного убеждения делятся в Твиттере хештегами #поддержисексработников и #декриминализуй, призывая «прислушаться к секс-работникам». Однако почти никто из них не общался с 20-долларовой проституткой. Да и с 200-долларовыми далеко не все. Но из-за того, что термин «секс-работник» включает обе эти категории, классовое различие легко уходит на второй план.

Но это не значит, что классовые различия исчезают. Конечно, может создаться впечатление, что поддержка декриминализации и нормализации проституции не является роскошным убеждением из-за использования ее сторонниками словаря угнетения и маргинализации. Но это впечатление обманчиво, поскольку издержки возлагаются вовсе не на высший класс, улучшающий свой статус