Обычно он был счастлив, обнаружив меня в постели, и любил меня. Но я не сразу поняла (хотя он с гордостью признавался мне в этом за многие месяцы до того), что он был сексуальным гигантом, о каком многие женщины могут только мечтать. Он был секс-машиной в образе человека, и даже в свои тридцать с лишним мог заниматься любовью по десять раз за ночь, а его шестой раз был таким же энергичным, как первый. Следовательно, с точки зрения возможности измены все это ничего не давало.

Маленькое частное расследование показывало, что меньше всего стоило опасаться Мэрион Дэвис. То, что они время от времени спали, было фактом, который я доказала для себя позже. Но в то время мне казалось очевидным, что чуждая предрассудков Мэрион относилась всерьез лишь к одному человеку — к Уильяму Рэндольфу Херсту, по крайней мере, по финансовым соображениям. Она держала дом в Беверли-Хиллз, а Херст проводил большую часть времени у себя в Сан-Симеоне. Но он был без ума от нее и осыпал ее всеми богатствами мира, и она не стала бы подвергать риску эту прекрасную ситуацию, втягиваясь в серьезные отношения с Чарли Чаплином, или с кем-либо вообще.

Беспокоили меня газетные сообщения о том, что он видится с такими экзотическими искусительницами, как Пола Негри. Пола Негри была восхитительной смесью немецких и польских кровей с амплуа сверхискушенной роковой женщины, для которой секс — средство разрушения. Я отнеслась к этому серьезно, особенно когда вспомнила, что Чарли как-то раз довольно много мне о ней рассказывал. Он называл ее самым чувственным животным, какое когда-либо встречал.

Я молилась, чтобы мне никогда не пришлось встретиться с ней лицом к лицу, но когда супруги Любич пригласили нас поужинать и посмотреть экранизацию «Запретного рая» (Forbidden Paradise), я узнала, что она тоже должна там быть. Я наотрез отказалась идти. Чарли требовал объяснить, почему.

— Чего ты боишься? — допрашивал он. — Ты знаешь Эрнста и Вивиан, которые были очень любезны с тобой. Ты знаешь некоторых других гостей, которые там будут. С какой стати ты вдруг предъявляешь ультиматум?

— Я не хочу встретить там твою подругу.

— Какую подругу, черт подери? Что за таинственность?

— Полу Негри. Я не хочу встречаться с ней.

— Полу? Почему, объясни ради бога!

— Потому что я думаю, что у вас с ней продолжается роман, и я умру, если мы окажемся все вместе в одной комнате.

Чарли на секунду потерял дар речи, а потом сказал:

— Что я теперь должен делать? Позвонить в сумасшедший дом и сказать, чтобы они приехали и забрали тебя? Что за бред, Лита? У меня роман с единственной дамой по имени «Золотая лихорадка», и она отнимает каждую секунду моего времени. А теперь прекрати этот идиотизм и иди одеваться!

То, что Пола Негри в 1925 году была самой популярной фам-фаталь экрана, было не случайно. Все на Paramount, кто имел с ней дело, жаловались на ее взрывы бешеного гнева и непомерные запросы. (Одного лимузина ей было мало, ей требовалось два, чтобы второй следовал за тем, в котором едет она.) Но это никак не влияло на ее огромный магнетизм. С того времени, как мы вошли в дом Любича в тот вечер, она была в центре внимания, даже когда не говорила ни слова. Она сидела во французском кресле, в сверкании бриллиантов и в скандальном декольте. Это была самая удивительная женщина, какую я когда-либо видела.

Я слышала и раньше о ее шокирующих соленых шутках, а сейчас она подтверждала правоту этих слухов. Ослепительно улыбаясь Чарли, она сказала:

— Шаррли, как приятно тебя видеть снова, сукин ты сын! — и театрально расцеловала его. После того, как я представилась ей, она кивнула, но было ясно, что ее внимание обращено на Чарли.

Всем, кроме меня, подавали коктейли. Хотя Любичи пытались завязать несколько раз какой-нибудь разговор, Пола Негри не допускала, чтобы даже на минуту она перестала быть центром внимания. Изо всех сил она играла роль королевы, и Чарли был явно очарован, несмотря на его отвращение к женщинам, которые сквернословили. Она деликатно прихлебывала свой мартини, изъясняясь трехэтажным матом. Потом, поставив стакан на мраморный столик, подавалась вперед, обнаруживая, как мало там осталось. Она брала сигарету с кофейного столика, откидывалась назад в кресле и держала ее с королевским видом, пока Чарли бежал через всю комнату, чтобы дать ей прикурить. Она нежно благодарила его, выдувая дым из ноздрей. Каждый ее жест казался мне просчитанным. Все это было шито белыми нитками, но это действовало; Чарли, казалось, не понимал, что в комнате есть кто-то, кроме нее. Даже Любичи словно чувствовали себя немного лишними. Я была несчастна.

За ужином она несла пошлости своим гортанным голосом. Едва ли она говорила хоть что-то значимое или остроумное, но глаз от нее оторвать было невозможно. Контраст между распущенными черными волосами и чистой алебастровой кожей завораживал. Ее широко посаженные миндалевидные глаза были большими и темными, и она умело использовала свое сладострастное тело как оружие.

Перед десертом и кофе приехали два человека из студии Любича и начали устанавливать оборудование для просмотра фильма. Чарли и м-р Любич отлучились поговорить о делах, а минутой позже, извинившись, отошла и Вивиан Любич. Я обнаружила, что мы остались наедине с Полой. Она бросила на меня взгляд — кажется впервые.

— Итак, вы — миссис Чаплин, — произнесла она, изучая меня снизу доверху. — Скажите, как это вам удалось подцепить этого несносного, но очаровательного сукиного сына?

Я сказала нравоучительно:

— Не называйте его так.

Она сочла это забавным и, откинув назад свою роскошную голову, рассмеялась.

— Не перечь мне. Как хочу, так и грю. Меня все ругают, чо эт я так грю, а мне по фигу, что обо мне думают, поняла? — Я заставила себя кивнуть в ответ, а она добавила: — Шаррли такой шудесный. Тебе повезло, что ты его отхватила. Он такой секси.

Видя, что я шокирована, она встала и направилась в сторону сада, оставив тему подвешенной в воздухе. Вернулась Вивиан Любич и сказала:

— Надеюсь, Пола не расстроила вас, дорогая. Она ведет себя так раскованно, и часто это неправильно истолковывают. Конечно, мы-то все понимаем — вы знаете, как это бывает Эрнст считает ее просто божественной в работе.

Картина «Запретный рай», снятая Эрнстом Любичем с Полой Негри в главной роли, была готова к показу. Мы заняли наши места, и, к счастью, в течение полутора часов не было необходимости говорить с кем-либо. Я смогла забыть о своем кошмарном личном впечатлении от Полы Негри. Фильм был превосходный, и она тоже.

Я была рада, что никто не планировал засиживаться. Поле надо было рано утром звонить по телефону, Любич работал в жестком режиме над текущей картиной и котел быть в студии не позже девяти, а Чарли как раз закончил последние съемки «Золотой лихорадки» и был готов начать разрезать негативы. Мы распрощались около одиннадцати, и пока шли по саду, слышали гортанный смех Полы и резкий звук ее голоса. В машине Чарли выдохнул:

— Удивительная женщина. Такая тупая и такая одаренная.