С транспортом все вышло куда сложнее. Повреждения, которые он получил, оказались смертельными, но тонул большой корабль долго. Возможно, если бы его экипаж состоял из военных моряков, удалось бы даже удержать его на плаву, но обычные мореманы тренируются куда меньше, да и корабль, откровенно говоря, по сравнению с боевыми оказался хлипковат. В результате, живо убедившись, что начался обратный отсчет, люди начали покидать обреченное судно.

Если бы немцы, убедившись в успехе атаки, просто отправились восвояси, на том бы дело и кончилось, но командир субмарины посчитал необходимым соблюсти хотя бы видимость приличий и убедиться, что британские моряки смогут добраться до берега, от которого их отделяло около пятидесяти миль. И вот тут-то обнаружилось, что людей в воде бултыхается неожиданно много.

Транспортный корабль «Бонавентура», как оказалось, эвакуировал из Египта гражданских, в основном британцев, которые из-за угрозы немецкой экспансии стремились поскорее убраться куда подальше. Кроме того, на борту корабля находилось около двухсот пленных итальянцев, запертых в трюме, в наскоро оборудованных тюремных помещениях, больше похожих на клетки. Охраной пленных занималось три десятка поляков из тех, что успели бежать под крылышко британцев, когда стало ясно, что война проиграна. Как солдаты они, в основной массе, были не очень, но для полицейских функций годились вполне. Неудивительно, что охрану итальянцев поручили именно им – более надежные солдаты дрались сейчас на берегу, пытаясь остановить взявшего неплохой старт Роммеля.

Когда торпеда проломила борт корабля и он начал медленно, но неумолимо крениться, большинство поляков рванули вверх, на палубу. Итальянцы же моментально сообразили, что если не выберутся, то пойдут на корм рыбам, и принялись ломать клетки. Учитывая, что сварены они были тяп-ляп, а итальянцы хотя и посредственные солдаты, но все же крепкие, да еще и подстегнутые страхом мужчины, вопрос стоял только как долго металлические прутья смогут их удерживать.

Тем из поляков, которые все же оказались чуть похрабрее товарищей и не покинули сразу пост, такое поведение итальянцев, естественно, не понравилось. Сделав по ним несколько выстрелов и убедившись, что остановить их не хватит никаких патронов, они принялись колоть и рубить пленных штыками. Однако крен нарастал, и остатки поляков живо сообразили, что могут и не успеть покинуть корабль. Ну а после того, как они покинули трюм, смогли выломать двери клеток и выбраться наружу и часть итальянцев. Те, кого не убили.

Обнаружив, что столкнулся с нестандартной ситуацией, командир субмарины принял решение, вполне соответствующее образу мыслей нормального моряка. Возможно, такое поведение изначально казалось ему правильным, а может быть, сыграл роль пример все того же знаменитого адмирала, всегда старающегося спасать тех, кто оказался за бортом, вне зависимости от их происхождения. Так или иначе, вместо того, чтобы спокойно погрузиться и следовать своим курсом либо вначале подобрать итальянцев, какие-никакие, а все же союзники, а потом все равно уходить, он развернул спасательную операцию, благо ничего невыполнимого в ней не было. Шлюпки на «Бонавентуре» имелись, времени, чтобы спустить их, хватало, да и плоты соорудить люди тоже успевали – тонуло судно больше часа. Сильнее пострадали малодушные, те, кто в панике сиганул за борт. Акулы здесь водились и на запах крови подоспели быстро. Большинство же вполне нормально перебрались на спасательные средства, еще и спасшихся с эсминца подобрали, после чего подводная лодка взяла их на буксир и потащила в сторону берега. Ну а чтобы ее не вздумали атаковать, командир передал в эфир о проведении спасательной операции и растянул позади рубки белое полотнище из наскоро скрепленных простыней с намалеванным суриком красным крестом. В общем, формальности были соблюдены, но тут вмешалось неприятное обстоятельство.

Вскоре после того, как подводная лодка, изображающая буксир, тронулась в путь, над ней появился самолет. Чей – так и осталось тайной, опознавательных знаков рассмотреть не смогли. Около часа он кружил над морем, а потом удалился, сбросив предварительно несколько бомб. Плетущаяся на трех узлах подводная лодка – хорошая мишень, и неудивительно, что одна из бомб попала рядом с рубкой, нанеся субмарине тяжелые повреждения, а еще одна разметала идущий следом плот. Людей погибло немного, но ситуация все равно сложилась паршивая. К чести своей, немцы операцию не прекратили и дотащили-таки людей до французского побережья, после чего отправились на ремонт. Но дело было уже сделано. В ярость пришел не только Гитлер, но и большинство немецких моряков, от матроса до адмирала. И даже Колесников, когда узнал, что объявлена неограниченная подводная война, не нашелся, что возразить. В конце концов, он поступил бы точно так же[2].

Итак, на море взбешенные подводники топили всех подряд. С воздуха бомбили самолеты. А вот на суше… На суше-то и началось все самое интересное.

Генерал-лейтенант Роммель, человек, безусловно, не только талантливый и решительный, но и честолюбивый, отлично понимал, что ему поручили задание, способное или поднять человека на гребень успеха, или сбросить в забвение, сделав одним из многих заурядных генералов, которых хватает в любой армии. А еще он понимал, что надо греметь, иначе лавры достанутся совсем другим людям. Такое уже случалось, когда планировали вторжение во Францию, да и сейчас, можно сказать, на его глазах, нечто подобное произошло. В конце концов, автором плана адмирала Лютьенса официально считался лично фюрер. Совсем уж замолчать участие знаменитого флотоводца, правда, оказалось сложно, слишком гремело его имя, но дело было преподнесено таким образом, что адмирал был вроде как на вторых ролях. Так, стоял рядом и советы подавал, не более. Тем более, звучало логично – что моряк понимает в сухопутных делах? Лютьенс отнесся к подобной трактовке событий с редкостным безразличием, однако всем, кто знал правду, расклады не слишком нравились. Другое дело, они предпочитали благоразумно держать языки за зубами и вслух не возмущаться, но некий осадок все же остался.

Итак, чтобы не затерли, надо греметь и побеждать. Роммель, понимая расклады, принялся действовать исходя из обстановки со свойственной ему быстротой. Прибыв в Александрию, он обнаружил, что дела там идут ни шатко, ни валко. Итальянцы, кое-как окопавшись, в основном предпочитали грабить местных, благо в большом (ну, относительно большом) городе всегда есть чем поживиться. Дисциплина, изначально невысокая, сейчас таяла на глазах. Пожалуй, если бы англичане сообразили, что к чему, они могли бы выбить это отребье даже теми небольшими силами, которые у них имелись. И корабли в гавани вряд ли спасли бы ситуацию, в городском бою не все и не всегда решают калибры.

Естественно, что при таком раскладе даже нормально организовать высадку немецкого корпуса оказалось сложно. Повезло, что помогли французские моряки. Они-то прекрасно видели, какое «могучее» сухопутное прикрытие им досталось, и понимали, что случись нужда, уйти они могут не успеть, а уж трофейные корабли потеряют точно. Что с ними сделают разъяренные потерями британцы, французам не хотелось даже представлять, и потому едва ли не впервые в жизни прибывшим бошам они обрадовались, как родным.