После Второй мировой войны в далекие районы Австралии приехало немало парней из Европы. Одни — за счастьем, другие — подальше от своих тоталитарных режимов, третьи скрывались от правосудия. Женщины неохотно следовали за ними в эти нелегкие для жизни края, так что женились они на местных. Отсюда много смешанных браков — с поляками, немцами, чехами, югославами.

Не все аборигены живут на северных территориях, около четверти — в больших городах. На севере их основные занятия — уход за скотом, охота, работа на крокодильих фермах. Много самобытных художников, пишущих на коре. В городе круг занятий сужается. Конечно, есть чиновники, рабочие, люди с высшим образованием и даже несколько поэтов и писателей, но это пока единицы. Город продолжает действовать на них разрушающе. В отдаленных районах еще можно увидеть такую картину. Аборигены смотрят кино. На экране целуются. Зрители дружно опускают глаза — целоваться на людях неприлично… Какой же дикостью покажется после этого паб аборигенов-гомосексуалистов, куда я однажды попал в Мельбурне!

Просиживая долгими вечерами у костра, слушая их музыку, созвучную эху буша, их рассуждения о природе души и ее связи с миром космоса, о нас, белых, не понимающих величия жизни, я не раз чувствовал, что эти «пришельцы из каменного века» куда мудрее и глубже нас.

GEO. 1998. № 7.

Не так давно в столице Италии проходило заседание Римского клуба — самого авторитетного научно-философского общества, объединяющего лучшие умы мира. Основная задача клуба — прогнозировать будущее нашей планеты. На заседании рассматривался один вопрос: «Какая проблема будет самой сложной для человечества в XXI веке?» Лучшие умы пришли к выводу, что такой проблемой будут не войны, не голод и нищета, не национально-религиозные конфликты, не экологические катастрофы и даже не демографический взрыв. Главной проблемой века будет «кризис идентичности» — поиск человеком самого себя.

Человек в современном мире, как частица в физическом потоке, чувствует себя никем. Он приходит в этот мир, совершает в нем множество запрограммированных действий и уходит таким же безликим «винтиком», каким пришел. Но глубоко в подсознании каждый из нас мечтает быть значимым, тем единственным и неповторимым, каким создала его природа. Он мечтает выполнить ту единственную предназначенную только для него роль в этом мире. Понять свое предназначение, найти и выполнить его — это и есть счастье.

Машина шла по глухой дороге сквозь австралийский буш. Был полдень, и ртутный столбик уже перевалил за отметку +45 °C в тени, а на солнце вообще зашкаливал. Но в кабине было относительно сносно, работали сразу два кондиционера. Недаром мой вездеход с прицепленным к нему «домом на колесах» назывался «Сахарой» и был предназначен для самых жарких точек планеты. По рации дорожной связи — обязательном атрибуте всех австралийских дальнобойщиков — была слышна тихая музыка, чей-то могучий храп и разговоры про женщин. Где-то там, за сотни километров от меня, шла своя дорожная жизнь. Полиция предупреждала водителей о превратностях пути, а те развлекались трепом по рации, спасаясь от одиночества на тысячемильных трассах самой жаркой в мире пустынной страны…

Проехав еще миль десять, я затормозил у столба, и облако красной пыли, обогнав машину, ушло вперед. «Городок Лайтнинг-Ридж, — было написано на табличке. — Население…» И после многоточия жирный вопросительный знак от руки. Мол, кто его знает, какое здесь население, ведь это земля бродяг, надежд и тайн…

«Лайтнинг-Ридж» в переводе — «Огненные Холмы». Так окрестили это место аборигены. Как объяснили мне потом знающие люди, холмы эти богаты железными рудами, а климат — тропическими грозами. Руды притягивают электрические разряды, и бывали случаи, когда во время сильных гроз молнии ударяли в землю до нескольких тысяч раз в минуту. Зрелище захватывающее и страшное одновременно: сплошной поток огня, несущийся с неба. Старожилы обязательно расскажут вам, как однажды в такой вот огненный шторм попало стадо овец в шестьсот голов и мгновенно превратилось в шашлыки…

Мой «дом на колесах»

В конце теперь уже позапрошлого века, где-то в 1880-х годах, местный искатель приключений Джон Муррей по кличке Счастливчик Джек, охотясь за «ушастым мясом» для своей собаки, нашел в заячьей норе красивые камушки. Он не был первооткрывателем, до него их нередко находили аборигены, но они считали эти камушки следами «нечистой силы», приносящей несчастье. Джон же первым понял, что их можно пустить в дело. Вскоре к нему присоединился приятель, Боб Баклей — потомок знаменитого Дикого Билла Баклея, приплывшего на эту землю в кандалах с Первым флотом, в трюмах которого вместе с крысами прибыли из Англии и первые белые австралийцы, прикованные цепями к нарам. Как только Билл освободился от оков, он тут же сбежал. Двадцать лет Дикий Билл провел среди аборигенов, став одним из них, и выжил. По тем временам это была редчайшая удача. В австралийском лексиконе даже появилось выражение «баклеевский шанс» — то есть почти нулевой.

В то время, когда Счастливчик Джек и Боб Баклей решили заняться красивыми камушками, в Австралии бушевала золотая лихорадка. Сотни судов из Европы и Азии, набитые голодными романтиками и авантюристами, устремились к пятому континенту. Казалось бы, кому в этом золотом безумии дело до красивых камушков? И тем не менее дальновидные люди нашлись. Первыми перекупщиками опалов стали китайцы. Цена опала тогда была ниже десяти центов за карат. Сегодня их лучшие образцы — чернокрасный опал — ценятся выше бриллиантов и достигают стоимости десятков тысяч долларов за карат, а городок Лайтнинг-Ридж стал мировой столицей опала.

…Бронзовый от загара парень — дежурный по караван-парку, в котором я решил остановиться, — с показной брезгливостью отодвинул ногтем пальца протянутый мною паспорт.

— Здесь эта бумажка ни к чему, — сказал он. — Здесь верят на слово…

— А если совру?! — пошутил я.

— Твое дело, — ответил он. — Правда — это то, что ты считаешь правдой, а остальное никого не касается.

— Согласен, — сказал я и представился.

Он указал мне место, где я мог поставить свой «дом на колесах». Караван-парк был вполне благоустроен: душ и туалет под крышей, газовая плита для жарки мяса под деревом, электричество на столбах — частично от солнечных батарей, частично от ветряка.

Говорил мой собеседник с тяжелым акцентом «бушмена» — не раскрывая рта, будто у него в зубах торчала сигара. Чтобы понять его английский, приходилось напрягаться. От него я узнал, что население городка примерно шесть тысяч человек пятидесяти двух национальностей. Есть несколько полицейских, два пивных бара и клуб.

— Если хочешь войти в местную жизнь, устроиться на работу, начать копать опалы или просто завести приятелей, то первым делом иди в паб, выпей с ребятами пару кружек пива, а дальше само покатится, — говорил он. — У нас нет имен, только клички. Спросишь, к примеру, Джона Смита — никто его не знает. А спросишь Лесного Джо — каждый покажет…