все же… она осталась, чтобы меня защитить. Я знал, что по городу вскоре поползут сплетни, если визиты Аликс де Сальседо продолжатся. После казни я поговорю с ней и с бабушкой Лусией, чтобы Аликс больше не приходила. С каждым днем у меня появлялось все больше и больше врагов. Я не годился на роль подходящего компаньона для молодой вдовы.

* * *

Через полчаса я достиг реки. В последние дни наступила оттепель, и снег растаял, но вода все равно была ледяной.

Я шел по следам, оставленным в грязи ногами, копытами и колесами. Судя по всему, никто не хотел пропустить зрелище. Казнь в бочке действительно была редким событием. Ходили слухи, что к ней прибегали влиятельные мужья, обвинявшие своих жен в неверности, однако никому из присутствующих не доводилось видеть ничего подобного.

Дойдя до того места, где течение реки замедлялось, я заметил пристава Мендьету, который изо всех сил пытался затолкать бездомную собаку в винную бочку.

С берега за ним внимательно наблюдала половина жителей города: кузнецы, сапожники, торговцы рыбой и даже две бакалейщицы с грудными младенцами. Более полусотни человек со смехом и шутками подбадривали Мендьету. На другом берегу Садорры, являя с ними резкий контраст, с серьезными лицами стояли аристократы и мелкие дворяне на лошадях. Они также не хотели пропустить казнь.

Мендьета открыл мешок с шипящим котом, не без труда засунул зверя в бочку и накрыл крышкой. Затем извлек из двух других мешков петуха и маленькую, свернувшуюся в клубок гадюку. Наверняка они заплатили одному из мальчишек, чтобы тот достал полусонную змею из-под какого-нибудь камня на холмах.

– Ты здесь, чтобы это остановить, – сказал Нагорно, подъезжая ко мне на своем коне Алтае.

Я даже не глянул в его сторону, слишком взволнованный происходящим. Когда пристав бросил закрытую бочку в реку, отчаянные крики Руиса заставили утихнуть не одного насмешника, а гомон и аплодисменты вскоре сменились неловким, а затем и мучительным молчанием.

– Это ты отправил письмо, – прошептал я.

– Я по-прежнему ношу титул графа Вела, – вполголоса ответил он. – Не вздумай оспаривать решение алькальда, ты подорвешь его авторитет. Переса де Оньяте избрали те самые жители Вильи-де-Сусо, которыми ты так дорожишь. Если пойдешь против них, то окажешься в одиночестве. У тебя и так достаточно врагов среди тех, кто на дальнем берегу. Они не забудут унижения. Теперь слишком поздно останавливать казнь, и, кроме того, Оннека начнет тебя презирать.

– Знаю.

Я и сам об этом думал: Оннека никогда не простила бы меня, прояви я снисхождение к убийце ее отца.

– Нагорно, ты взвесил возможные последствия для города?

– А как по-твоему? Я всегда был лучшим стратегом, чем ты.

Я тяжело сглотнул. Из плывущей по реке бочки доносились крики Руиса. Кожевник Тельо зажал уши маленького сынишки ладонями, затем взял его на руки и молча пошел по раскисшей дороге в сторону города. Многие последовали за ним, не говоря ни слова и опустив головы. Однако дворяне стояли до самого конца, пока вода не просочилась в деревянную бочку и она не стала тонуть.

– Значит, ты затеял шахматную партию… – промолвил я.

– Да, именно. С тех пор, как ты освободил место два года назад. Спасибо, брат, у меня было время все обдумать.

«Что ж, ладно, – решил я. – Мы уже играли в эту игру, только пешек и жизней на доске стояло больше». Никто не вышел победителем, но разве подобное волновало моего брата? В этом заключалась его сила и моя слабость.

– Один вопрос, Нагорно. Скоро ли начнется партия? У меня еще есть время?

Другими словами, следует ли мне немедленно готовиться к битве или можно немного пожить спокойно.

Нагорно улыбнулся.

– Неужели ты не видишь того, что происходит? Ты всегда был самым проницательным из нас. Партия начинается сегодня, глупый.

Пока он говорил, оставшиеся жители Вильи-де-Сусо покинули берег реки с горьким чувством. Крики Руиса потонули на дне вместе с лаем и мяуканьем.

Алькальд и пристав объявили человека и животных мертвыми, а затем бросили в воду моток каната, привезенного веревочником Сабатом. После нескольких неудачных попыток им удалось поймать бочку с мертвым грузом и водворить ее на повозку. Ни у кого не хватило смелости открыть крышку. Даже Мендьета, за долгие годы работы повидавший всякое, скрылся за тополем и с шумом выплеснул содержимое желудка.

Оннека в одиночестве сидела на лошади. Подъехав к нам, она спешилась и обратилась к Нагорно:

– Оставь нас, дорогой супруг. Мне нужно поговорить с твоим братом наедине.

– Предпочитаю остаться.

– Знаю. И тем не менее хочу поговорить с ним наедине. Подожди меня в нашей постели: после увиденного сегодня мне понадобится утешение в твоих объятиях.

Нагорно смерил меня взглядом, однако в конце концов подчинился.

– Ты многим рисковал, чтобы отомстить за моего отца, – сказала Оннека, едва мой брат скрылся из виду.

Что я мог на это ответить? Однажды она узнает правду.

– Чего ты хочешь, Оннека? Не стоило перечить Нагорно. Побереги силы, они тебе еще понадобятся.

– Не волнуйся насчет наших с ним споров. Я сама их решу. Я хотела поговорить с тобой, потому что беспокоюсь о своих сестрах. На этой неделе я вновь написала им о суде над убийцей отца, однако ответа не получила. Твоя семья издавна ведает делами Санта-Марии. Отец решил заточить сестер там, отделив часть зернохранилища. Как думаешь, в чем причина их упорного молчания?

– Наша семья построила скромную часовню, которую затем расширили по приказу короля. Но там мало что происходит, кроме служения месс и сбора пшеничной десятины да еще кое-каких церковных дел. Когда я уехал, твои сестры были маленькими девочками; граф обожал их, поэтому его решение стало для меня неожиданностью. Я узнаю, кто за ними присматривает. Тебе от меня еще что-нибудь нужно, невестка?

– Нет, Дьяго. Поправляйся. Ты выглядишь неважно.

Я оставался на берегу реки, пока не разъехались остальные: Оннека на своей золотистой кобыле; повозка со зловещим грузом; сыплющие проклятиями дворяне с того берега…

И я увидел, что город разделился надвое. Отныне никто не мог чувствовать себя безопасно в его стенах.

22. Аркауте

Унаи

Октябрь 2019 года

Я сел в машину и направился в полицейскую академию в Аркауте, на окраине Витории, где много лет назад прошел обучение, сначала как эрцайна[48], а затем как специалист по криминальному профайлингу. Академия находилась неподалеку от кладбища, о котором мне хотелось бы забыть, и я часто бегал по дорожкам вокруг комплекса, где новобранцы проживали вместе девять месяцев, пока слово «товарищ»