удаляюсь в гостиную.

Через пять минут великан присоединяется ко мне с чашкой явственно не зеленого чая.

— Что это?

— Чертов кофе, — ворчит он.

— Потом я куплю черный чай. Извините.

Раздается телефонный звонок.

К моему облегчению, это не какой-то скрытый номер.

Стучу по иконке ответа и мямлю «алло».

— Привет, Эмма. Это Алекс. Алекс Палмер.

Вообще-то, я искренне надеялась, что после похорон Эрика пройдет по меньшей мере лет десять, прежде чем я вновь услышу своего бывшего коллегу.

— Привет, Алекс.

— Прошу прощения, что беспокою в такую рань в субботу, но до меня дошли слухи, что на данный момент у тебя не все радужно.

— И что именно за слухи?

— Что тебя… хм, уволили из «Дейли стандарт».

Аксиома: когда новости касаются журналистов, разносятся они быстрее обычных.

— Меня временно отстранили, — вздыхаю я.

— Мне так жаль, Эмма. Могу я поинтересоваться, за что-то серьезное?

— По мне, так нет, но ты же знаешь, как я люблю переходить границы.

— Знаю-знаю, как раз поэтому-то тебе и звоню. В моей компании имеется одна вакансия, и мне кажется, что должность прямо создана для тебя.

— Хм, вот как? И что это за должность?

— Ты в курсе, что теперь я работаю в телекоммуникационной компании?

— Да, в курсе.

— Вот и замечательно. В общем, мы подыскиваем нового директора по связям с общественностью. Предполагаемый оклад — по меньшей мере вдвое выше, чем у штатного корреспондента.

Поменять журналистику на популяризацию деятельности фирмы — это все равно что леснику податься в браконьеры. Занимающиеся пресловутыми связями с общественностью не пишут новостей — они лишь под их видимостью рекламируют свою компанию.

— Очень мило с твоей стороны, Алекс, что вспомнил обо мне, но я сомневаюсь, что подхожу для пиар-акции.

— Чушь. У тебя же остаются связи, инсайдерская информация — ты идеально подходишь.

— Я не…

— А еще тебе будут полагаться всякие плюшки, — даже не слушает он меня. — Машина от фирмы, лечение в частной клинике, тридцать дней оплачиваемого отпуска, акции по льготной цене.

— Хм, звучит…

— Почему бы нам как-нибудь не встретиться и не обсудить все это за стаканчиком-другим?

Я уже открываю рот, чтобы отклонить любезное предложение Алекса, как вдруг пробуждается доля моего головного мозга, отвечающая за прагматизм. Если текущая эпопея с «Клоуторном» закончится ничем, я останусь безработной и окажусь в бездонной финансовой заднице. Возможно, стоит проявить дальновидность и подстраховаться.

— Просто поговорить, да?

— Ну конечно! Я прошу лишь выслушать меня, а потом пойдешь себе думать над предложением.

Деньги и плюшки и вправду звучат заманчиво, чего, увы, не скажешь о встрече с Алексом. Тем не менее голод — не тетка.

— Договорились.

— Класс! Так где встретимся?

— Знаешь «Три подковы» в Килберне?

— Нет, но найду. Скажем, в половину седьмого?

— Да, меня устраивает. Тогда до встречи.

Даю отбой и бросаю телефон на диван..

— Кто это был?

— Один парень, с которым я раньше работала. Предлагает работу и хочет встретиться.

— По тебе не скажешь, что ты жутко обрадовалась.

— Это все из-за неопределенности. Не могу строить планов, пока… Пока не узнаю, что нам даст эта история с «Клоуторном».

— В понедельник все будет ясно, пупсик. Если за выходные ничего не наклюнется, просто отошли чертов блокнот и живи себе дальше.

Как же все просто в его изложении. Возможно, для него самого так и есть.

— Пожалуй, вы правы. — Навряд ли, впрочем, в моей интонации улавливается убежденность. — Что ж, на этой ноте заканчивайте свой кофе, и мы отправляемся.

Под нажимом Клемент залпом допивает половину чашки, и мы покидаем квартиру.

По выходным на лондонских улицах царит совершенно иная атмосфера. Транспортный поток, разумеется, нисколько не ослабевает, однако люди как будто менее одержимы поскорее добраться до пункта своего назначения. Не то чтобы целеустремленность сменяется леностью, но уж точно появляется некоторая непринужденность.

По пути к станции подземки я звоню в «Фонд НТН» проверить, открыты ли они сегодня. Благотворительная организация для бездомных, как и следовало ожидать, работает без выходных. Я беззастенчиво вру, будто пишу статью для газеты, и в качестве контактного лица мне называют Мэнди Берк.

Полупустой поезд всего за двадцать минут доставляет нас до станции «Барбикан», ближайшей к Клеркенуэллу. Отсюда до «Фонда НТН» всего пятнадцать минут ходу, однако Клемент внезапно выдвигает ультиматум:

— Пупсик, мне нужно выпить чаю, и парочка сэндвичей с беконом тоже не будут лишними.

Поднимаю на него хмурый взгляд и обдаю желчью:

— Рада, что до вас наконец-то дошел мой совет. Как вы до сих пор живы, Клемент, — полнейшая загадка для меня.

— Это не единственная загадка, — фыркает он.

Мы находим кафе, где Клемент получает свой вожделенный завтрак: два толстых ломтика белого хлеба с маслом и хрустящим беконом. При всей нездоровости его выбора, меня привычно охватывает зависть, когда подают тарелку с моим заказом: яйца-пашот и тост из цельнозернового хлеба.

— Махнемся — тост на половинку сэндвича?

Мой спутник перестает жевать и молча таращится на меня.

— В чем дело?

Несколько секунд он, словно изваяние, не сводит с меня взгляда.

— Ни в чем, — наконец бурчит он, встряхнув головой. — Угощайся.

С благодарностью забираю добычу, однако великан по-прежнему витает где-то в облаках.

— Клемент, что с вами?

— Да просто… Не обращай внимания.

— Бросьте. Что стряслось-то?

Он откладывает недоеденный сандвич на тарелку и вытирает рот.

— Ты мне кое-кого напомнила, вот и все. Она поступала точно так же всякий раз, когда мы где-нибудь ели.

— Точно так же?

— Ага, заказывала себе что-нибудь здоровое, а потом тибрила у меня с тарелки.

— Это женская привилегия, Клемент, — улыбаюсь я.

Великан улыбается в ответ, но затем печально вздыхает. Похоже, я нечаянно пробудила в нем воспоминания, которые он предпочитает не пробуждать.

— Она была особенной, эта женщина?

— Очень.

— Подруга?

Клемент кивает.

— Никаких шансов на примирение?

— Не в этой жизни, пупсик.

У меня замирает сэндвич на полпути ко рту.

— Вы же не хотите сказать, что она…

Он, однако, снова кивает.

— Ах, мне так жаль, Клемент. Когда это произошло?

— Словно вчера, но… Давно, очень давно.

Мягко кладу ладонь ему на руку.

Я и сама уже миллион раз выслушивала всевозможные банальности, поэтому сейчас просто выражу надежду, что однажды утрата перестанет причинять вам боль.

— Я тоже надеюсь. — Внезапно он берет меня за руку и легонько сжимает ее. — И спасибо за… Ну… Что не стала ездить мне по ушам из-за этой истории.

Я тоже отвечаю пожатием.

— Не за что.

— Так ты собираешься есть этот сандвич?

— Вот этот? — Я поднимаю добытую порцию.

— Ага.

— Еще как, черт побери!

Он ухмыляется, и интимный момент остается позади,