закавказских государств. Явную агрессию против Грузии, Армении и Азербайджана в Москве было решено завуалировать установлением советской власти».

Американский историк Рональд Суни отмечает, что отделение от России стало для грузинского, азербайджанского и армянского народов «отчаянным политическим решением, связанным с необходимостью помощи извне: от Германии – для грузин, от Турции – для азербайджанцев, от Антанты – для армян».

Не стоит забывать, что Грузия была своеобразным буфером, отделявшим Россию от агрессивной Турции. Также сближению России и Грузии способствовала единая христианская вера. Напомним, что Северный Кавказ (за исключением Осетии) был мусульманским.

В плане практической реализации военно-стратегических интересов Советской России в Грузии имелась одна особенность: Грузия вела агрессивную внешнюю политику, пытаясь захватить земли, никогда ей не принадлежавшие (например, Сочинский округ). Но при этом сама Грузия была ареной борьбы националистов, белогвардейцев, турок, британцев и т. д.

В Грузии советское правительство имело еще и идеологические интересы: В. И. Ленин мечтал о мировой революции, и эта мысль требовала содействия распространению коммунистических идей, в том числе и в Закавказье.

Как уже говорилось, в ноябре 1917 года в Грузии к власти пришло правительство меньшевиков, и очевидец тех событий ответственный работник Министерства внутренних дел бывшей Российской империи К. Д. Кафафов писал:

«Вчерашние представители грузинского народа в Государственной Думе, а во время революции – в совете рабочих и солдатских депутатов, Чхеидзе, Чхенкели и Гегечкори, убежденные интернационалисты – социал-демократы, меньшевики, неожиданно на родине превратились в ярых националистов-патриотов. Было срочно созвано Учредительное собрание. Провозглашена независимость Грузии, выработаны основные законы – и Грузия превратилась в самостоятельную социалистическую республику».

Также К. Д. Кафафов справедливо подмечал, что «грузины оказались опытными и искушенными специалистами в революционной работе. Отдавая дань требованиям революции, они сумели, однако, все эти требования направлять в желаемом для их руководителей смысле. Так, например, по образцу Центральной России и у них образовался совет рабочих и солдатских депутатов, хотя собственно в Грузии рабочих вообще мало, а фабричных рабочих почти нет, так как там всего имеется 2–3 табачные фабрики, а своих солдат вначале и вообще не было».

Любопытно и такое наблюдение К. Д. Кафафова: если национальные патриоты Армении и Азербайджана ориентировались на поддержку со стороны держав Антанты, то лидеры меньшевистской Грузии вначале заискивали перед немцами. Министр иностранных дел Евгений Гегечкори, занявший этот пост в кабинете Ноя Жордании, оказался поклонником Германии. К. Д. Кафафов сообщал, что «о сношениях некоторых грузинских групп с немцами имелись сведения еще в 1914 году, в начале войны. Но слухам этим тогда не было придано значения ввиду того, что близкие ко двору представители грузинского дворянства, а за ними и все грузины считались беззаветно преданными престолу». И далее К. Д. Кафафов писал, что первоочередной заботой меньшевистских властей стало освобождение Грузии от всех сношений с Россией, выдворение с грузинской территории русских солдат, возвращавшихся с турецкого фронта войны и из Персии.

В частности, К. Д. Кафафов признавал: «Из всех народностей Кавказа более всех любимы были в России – грузины, из всех народностей Кавказа после революции хуже всего стали относиться к русским грузины».

С первых дней объявления независимости во всех учреждениях Грузии «не только переписка, но и разговоры стали вестись на грузинском языке. Армия тоже была организована на особый, грузинский, вернее западноевропейский, образец, хотя и была вся обмундирована и вооружена русским обмундированием и русским оружием. Весь офицерский состав грузинской армии был заполнен грузинами, служившими в русской армии. Вообще русских на грузинской службе осталось очень мало, вот почему большинство русских перебралось в Баку».

Разрывая связи с Россией, меньшевистские лидеры Грузии устраивали весьма дружественные и пышные встречи германским войскам в Тифлисе, а затем менее торжественные – английским войскам. Политическую обстановку и лицо правящего альянса политических сил в Грузии того времени довольно выразительно охарактеризовал один из лидеров Белого движения и главнокомандующий вооруженными группами Юга России генерал А. И. Деникин. В своей книге «Очерки русской смуты» он писал: «Власть (правительство, парламент и Учредительное собрание) находились в руках небольшой тесно сплоченной группы, члены которой обладали большим опытом революционной деятельности. Их связывало и племенное (большинство имеретины), и зачастую кровное родство, партийная принадлежность (меньшевики) и общая работа по разрушению – вначале из подполья, потом с вершин – российской государственности. В их однородности и узком кастовом составе была и сила, и слабость: внутренняя дисциплина, с одной стороны, и оторванность от населения, отсутствие технически подготовленных сил – с другой».

* * *

В своей «Истории Грузии» Мераб Вачнадзе, Вахтанг Гурули и Михаил Бахтадзе пишут: «Все действия, направленные на завоевание закавказских государств, координировал грузинский большевик Серго Орджоникидзе, пользовавшийся полным доверием политического руководства России, в частности, Ленина и Сталина».

Но грузинские историки ничего не пишут о том, что ради достижения своих целей грузинские власти провоцировали вооруженные столкновения в Южной Осетии, стремившейся к национальному объединению с Северной Осетией. Но там грузины встретились с серьезным сопротивлением местного населения.

10 сентября 1920 года делегат Конгресса Коминтерна от Южной Осетии Разден Козаев обратился к секретарю ВЦИК Авелю Енукидзе с письмом по поводу действий националистических властей Грузии. Разден Козаев в пылу полемики в сердцах бросил в сторону Енукидзе, считавшегося близким другом Сталина и имевшего большое влияние в среде советской партийной элиты, такие слова: «Поскреби иного грузина-коммуниста, так обнаружишь шовиниста!»

По сути, Грузия блокировалась с антантовскими интервентами. Она пользовалась разобщенностью России и войной красных с белыми.

При этом социально-экономическая ситуация в Грузии была критической, и молодая республика остро нуждалась в бакинской нефти, чем и постаралось воспользоваться большевистское руководство. В августе 1920 года С. М. Киров, тогдашний полпред Советской России в Грузии, писал наркому иностранных дел Г. В. Чичерину:

Беседовал неоднократно об отношении Грузии к Антанте. Грузия легко может предпочесть нам Антанту, таково мое впечатление. 1. Антанту Грузины считают сильнее нас. 2. Большевизм считают недолговечным. 3. Не доверяют нам. Англия обещает Грузии заем, в Лондоне находится министра финансов Грузии Канделаки, туда же собирается Гегечкори. Тем не менее, когда вопрос становится прямо, возможны колебания руководящих кругов, так как существуют течения, борющиеся за независимость страны. Чтобы Грузию привлечь, нам надо экономически ее связать с нами, дать ей нефть, развить торговлю через посредничество Грузии.

В своей «Истории Грузии» Мераб Вачнадзе, Вахтанг Гурули и Михаил Бахтадзе утверждают: «В апреле 1920 года 11-я Красная Армия Советской России завоевала Азербайджанскую республику и провозгласила здесь советскую власть. Серго Орджоникидзе и командование российской 11-й Красной Армии считали вполне реальным и завоевание Демократической республики Грузия».

Грузинские историки постоянно говорят о завоевании, об оккупации, о «Красном терроре» и т. д. И, наверное, с их точки зрения, они правы. Но в истории нет ничего однозначного. Зато есть исторический факт: 16 февраля 1921 года 11-я отдельная армия под командованием родившегося в Тифлисе А. И. Геккера начала широкомасштабное вторжение в Грузию. В тот же день на контролируемых большевистскими повстанцами территориях республики была провозглашена советская власть.

Московское правительство завоевывало