— Ой, я не спросила… Вы удачно прогулялись?

— Вполне, — ответил Аркадий. — И точно, Ленька, ты угадал. Все то же самое еще раз. — Он пристально вглянул на Германа. — Голова не кружится?

— Нет.

— Слабость? Тошнота?

— Нет. Болит, конечно, зараза, но в целом порядок.

— Останешься здесь. Вместе с Норой и Александром.

— Вдвоем вам не справиться, — покачал головой Герман. — Ты видел этого носорога? Я пойду с вами.

— Толку от тебя теперь…

— Я пойду, — тихо сказала Нора.

И все разом повернулись и посмотрели на нее.

— Ну что уставились? — ее взяла досада. — Думаете, я никогда не поднимала ничего тяжелее кастрюли?

Поджав губы, Аркадий покосился на Леонида.

— Не возражаю, — сказал тот.

— Герман?

— Ну, я не буду заставлять себя упрашивать. Если вы все считаете, что от Норы будет больше толку, чем от меня, то пусть идет.

Нора поцеловала его в висок.

— Спасибо, ангел мой. Должна же я искупить свою вину.

— Наш бравый опер недавно призывал нас обойтись без новых убийств, я же призываю обойтись без мелодрам. — Герман облизал пересохшие губы. — Дай мне лучше одну из своих волшебных таблеток, дорогая. Быть может, со стороны кажется, что получить пулю на таком знаменитом берегу очень романтично, но я скажу, это прежде всего чертовски больно. Поэтому хватит разговоров про вину и искупление. Займитесь делом. — Осторожно потрогал кончиками пальцев сине-багровое вздутие вокруг того места, куда вошла пуля. — Поквитался со мной, какой молодец. Наверное, помер счастливым.

— Ленька, вызывай катер, — сказал Аркадий, вставая. — Надеюсь, мы успеем вернуться к тому времени, когда он прибудет. Предупреди, что у нас тут раненый, который не может передвигаться самостоятельно.

— Один раненый?

— Да.

Нора повернулась к окну. Опять дождь.

— Это хорошо, Нора, — улыбнулся Аркадий, проследив за ее взглядом. — Хорошо.

— Но катер…

— От Капорской до Колгуя и обратно он дойдет без проблем даже при плохой погоде. А после мы будем дружно молиться местным святым.

10

Сидя на террасе Белого дома с кружкой горячего ароматного чая в руках, Нора смотрит на острые верхушки растущих за забором высоких пышных елей и никак не может поверить в то, что она опять здесь. Все они здесь. Все, кроме Леонида, который остался верен своему желанию жить и работать на Анзере до тех пор, пока игумен Амвросий не погонит его в три шеи, но ничто в поведении игумена не свидетельствовало о наличии у него подобных намерений. После того, как пострадавшим была оказана необходимая помощь, Аркадий и Леонид уединились с ним в церкви Воскресения Господня и посвятили его в некоторые подробности личной жизни Леонида. Выслушав очень внимательно, святой отец взял тайм-аут до утра, а утром объявил, что не возражает против дальнейшего пребывания Леонида Кольцова на территории Голгофо-Распятского скита и имеет основания полагать, что здесь он милостью Господа будет в большей безопасности, чем на Большом Соловецком.

Все они, как и было запланировано, дружно молились анзерским святым. Святые проявили благосклонность, в результате чего ровно в полдень капитан Игорь смело повел «Непобедимого» через Анзерскую салму. За три часа пути Александр успел выдать своим сообщникам подробные инструкции на случай взаимодействия с представителями закона, внимание которых наверняка привлечет исчезновение двоих (как минимум) мужчин, прибывших на Анзер в составе туристической группы. Чтобы не путались в показаниях. Его самого по прибытии на Большой Соловецкий доставили в поселковую больницу, а оттуда на вертолете МЧС в Архангельск.

Ну и денек… точнее, деньки. Что вчерашний, что сегодняшний.

Аркадий как ни в чем не бывало возится с дымокурней, сделанной из старого ведра с продырявленным дном. Насыпает туда горячих углей и сверху накрывает сосновыми ветками. До вечера еще далеко, но комары и мошки тут как тут. Сидящий на перилах Герман щурится от дыма, морщинки в углах его зеленых глаз кажутся глубже, чем всегда.

— Как самочувствие? — спрашивает Лера, кивая на его забинтованную руку.

— Да все нормально, — ворчит Аркадий и с громким хлопком открывает себе банку пива. — Хватит над ним кудахтать.

— Ой, кажется, кое-кто ревнует.

Сложив губки бантиком, Лера посылает ему троекратное чмок-чмок-чмок.

— Кое-кто уже замучился всем подряд сопли подтирать.

Герман тихонько улыбается, как человек, боль которого наконец-то утихла, и не возражает, однако Нору слова Аркадия задевают за живое.

— Кому это ты сопли подтирал, старший брат?

Если бы он ответил «Герману», Нора запустила бы ему в лоб самым большим яблоком из вазочки, стоящей на середине стола, но доктор, вероятно, предвидя такую реакцию, отвечает с ухмылкой:

— Тебе.

И тут нельзя сказать, что он врет…

Когда Герман с перевязанной рукой (теперь для изготовления перевязочных материалов пригодилась рубашка Аркадия) взошел на борт катера, голова у него внезапно закружилась, и не теряющий бдительности Леонид проворно подставил ему плечо. «Я здесь, я здесь, брат мой, — услышала Нора его торопливый шепот. — Держись за меня». Кивнув, Герман обнял его здоровой рукой, и, глядя на них, Нора неожиданно для себя разрыдалась. Доктор Шадрин достал было носовой платок, но платок оказался мокрым, что было вовсе не удивительно. К этому времени все они уже промокли насквозь под проливным дождем.

Мокрого Александра мокрые трудники донесли до берега на мокрых носилках и с массой предосторожностей сперва погрузили в лодку, затем подняли на судно. Его состояние было намного тяжелее, чем состояние Германа, поэтому все внимание спасательной команды досталось ему. И слава богу. На военном совете, который состоялся в доме рядом с маяком по завершении похоронных мероприятий — анзерские болота оказались поистине жутким местом, достойным пера Лавкрафта, — было принято решение не делать достоянием гласности события на Колгуевом мысу и не привлекать местного врача для обработки раны Германа. Ни к чему обитателям скита знать о том, что рана эта огнестрельная. Герман мог упасть, поскользнувшись на мокрых камнях, нарваться на колючую проволоку, оставшуюся от лагерных времен, да мало ли что еще. Куртку его с простреленным рукавом свернули, упаковали в рюкзак, а позже, по пути на Большой Соловецкий, утопили в проливе, завернув в нее небольшой валун.

Убедившись в том, что иеромонах Антоний — врач, практикующий на острове больше пяти лет, — и его молодой помощник уверенно и грамотно управляются с коленом Александра, Аркадий попросил одного из трудников принести в комнату Германа горячей воды, сложил на металлический поднос все необходимое для предстоящей операции и проворчал, обращаясь к Норе и Леониду: «Идите за мной. Будете его держать». Нора испуганно взглянула на Леонида. Тот пожал плечами и пошел вперед открывать перед доктором двери.

Потом Герман