Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я села и тут же скривилась от боли: окоченевшее от холода, побитое тело определенно воспротивилось моему намерению.
– Кете, – прокаркала я.
Король гоблинов поднялся на ноги и кивнул:
– Там.
В нескольких футах от меня, скорчившись, лежала хрупкая фигурка. Я попыталась встать, но перед глазами сразу все поплыло, и я снова рухнула на землю. Потом собралась с силами и кое-как, на четвереньках, подползла к сестре.
Кете была без сознания, но дышала – об этом свидетельствовали легкие облачка пара в морозном воздухе. Сердце билось слабо, хотя и ровно. Я перевела взгляд на Короля гоблинов.
– Она жива, – подтвердил тот. – Цела и невредима, разве что немножко растрепана. Но ей ничто не грозит и не будет грозить, когда она придет в себя в верхнем мире.
Я погладила сестру по лбу. Кожа была прохладная, но мои пальцы явственно ощущали, что это кожа живой, здоровой девушки, настоящая человеческая плоть.
– Выходит, я победила? – спросила я.
Король гоблинов молчал так долго, что я уже забеспокоилась, заговорит ли он со мной вообще.
– Да, – наконец произнес он, и в его интонации я услышала не только усталость, но и капитуляцию. – Да, Элизабет, ты победила.
Вопреки ожиданиям, я не почувствовала никакого восторга, никакого пьянящего триумфа. Я вся была в синяках и царапинах и испытывала лишь страшное изнеможение.
– Ох, – только и выдохнула я.
– Ох? – Лица Короля гоблинов я в полумраке не видела, но знала, что брови его взлетели вверх. – Ты, которая восстала против моего могущества, разорвала ткань моего мира, попрала Древний закон, – все, что ты можешь сказать, – «ох»?
Эти слова почему-то вызвали у меня улыбку.
– В таком случае, могу ли я уйти?
– Тебе не обязательно спрашивать моего разрешения, Элизабет, – тихо ответил Король гоблинов. – Ты в нем никогда не нуждалась.
Я отвернулась.
– После всего зла, которое ты мне причинил, как я могу тебе доверять?
Он снова долго молчал, а потом слабым, надтреснутым голосом вымолвил:
– Да, я творил ужасные вещи. А ты приняла удар на себя и выдержала его. Ты права, что мне не доверяешь. – Пространство между нами, не занятое словами, было тем не менее заполнено прошлыми сожалениями и горькими воспоминаниями. – Когда-то я был твоим другом, – продолжал он, – и ты мне верила. Но я бездарно растратил это доверие, так?
– Так. – Я не видела смысла лгать. Однако хоть я и сказала правду, часть моего сердца восстала против боли, и моей, и его. Я сползла, уронив голову на плечо сестры. Мы вместе встали и опять повалились.
– Вот, – указал рукой Король гоблинов, – ваша дорога к спасению. – Сверху, из отверстия над нашими головами струился лунный свет, лунный и звездный, и проникал внутрь студеный зимний воздух.
– Вы уже почти достигли конца пути, нужно лишь сделать последний крохотный шаг к свободе.
Крохотный шаг. В двадцати футах над нами – выход в верхний мир. Не большое расстояние по сравнению с тем, что мне пришлось преодолеть. Но силы мои полностью истощились, я утратила решимость и волю – всю, до последней капли.
– Ну же, – с оттенком нетерпения сказал Король гоблинов, – чего ты ждешь? Иди. Возвращайся к семье, к отцу с матерью и твоей неподражаемой бабушке. Бери сестру и ступай назад к брату, к зануде-жениху. Ступай и будь счастлива.
Мама. Папа. Констанца. Ганс. Я вдруг захотела остаться здесь, в компании Короля гоблинов, и не подниматься наверх. Если на то пошло, в какой мир я вернусь? Я подумала о фальшивой реальности, которая едва не соблазнила меня, – той, где Лизель перестала быть рабочей лошадью, дурнушкой, нелюбимой дочкой. Наверху меня ждал не этот мир, а другой, прежний.
– Элизабет, – произнес Король гоблинов, – тебе пора. Проход открыт, пока не зашла луна. Времени осталось мало.
– Если ты так обо мне беспокоишься, mein Herr, – сказала я, – тогда наколдуй лестницу из лиан или древесных корней. Самой мне не дотянуться до верха.
– Я повержен, дорогая, и сейчас не способен наколдовать даже собственное имя, не то что лестницу.
– Признаю, ты говорил, что в этой игре не может быть победителя. Стоило поверить тебе на слово.
Даже смех его был пронизан усталостью.
– А, проклятье победителя. Когда победа обходится дороже, чем проигрыш. – Он посерьезнел. – Не только тебе, нам обоим.
– Во что обошлась моя победа тебе? – У меня не хватило силы – или смелости – издеваться над ним сейчас, когда и я, и он были сломлены. – Потерял невесту, и только.
– Элизабет, мы оба потеряли все.
Я терпеливо ждала продолжения. Положив голову на мягкую грудь Кете, я слушала медленный, ровный стук ее сердца.
– Вместе со старым годом умирает и мир. Без принесенной жертвы жизнь остановится. Нет смерти – не будет и возрождения. Жизнь за жизнь, такова цена.
– «Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб»[31], – пробормотала я.
– Верно, – кивнул он. – Древний закон и закон божий не слишком отличаются.
– Ты ведь можешь… – начала я, но слова застряли у меня в горле. – Ты ведь можешь взять другую невесту.
– Да, – подтвердил Король гоблинов. Казалось, мое предположение его оскорбило. – Пожалуй, могу.
– Пожалуй?
После долгой паузы он сказал:
– Моя дорогая, рассказать тебе еще одну историю? Правда, боюсь, она не такая красивая, как предыдущая.
Я подняла глаза на верхний мир.
– А луна не сядет?
– У нас еще есть время, – засмеялся он.
Я кивнула.
– Давным-давно, в жестокие и темные времена, люди, гоблины, кобольды, хёдекены и русалки жили бок о бок в верхнем мире, и все охотились, убивали, пожирали свою добычу. Время, как я упоминал, было темное, и человек обратился к тьме, чтобы отвести от себя кровавые реки. Начал совершать жертвоприношения. Брат восставал против брата, отцы – против дочерей, сыновья – против матерей, и все ради того, чтобы умилостивить гоблинов. Дабы положить конец бессмысленным смертям, один человек – один глупец – заключил договор с древними силами, предложив в жертву себя.
– В прошлый раз это была красивая девушка, – напомнила я.
– Храбрая девушка, – поправил Король гоблинов.
Я улыбнулась.
– Ценой сделки стала его душа, – продолжал он. – Этот глупец отдал душу, чтобы изгнать гоблинов и прочую нечисть из верхнего мира. Душу и собственное имя. Отныне он звался Эрлькёниг. В награду ему было даровано бессмертие и власть над природными стихиями. Порядок в мире был восстановлен, зимы сменялись веснами, как и положено. Но чем дальше отходил Эрлькёниг от своей прежней, смертной жизни, тем более капризным и жестоким становился и в конце концов забыл, что значит жить и любить.