Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он никак не отреагировал на мои слова и молчал так долго, что я уже испугалась, не допустила ли роковую ошибку.
– Подумай как следует, Элизабет, – наконец произнес он с каким-то странным нажимом. – Совершив выбор, ты уже не сможешь его изменить. Я не настолько щедр и во второй раз предлагать свободу не стану.
Меня охватили сомнения. Я могла подчинить его своей воле, заставить вернуть меня и Кете в верхний мир. Я уже победила его и мне под силу повторить это снова.
Но я слишком устала для новой битвы. Более того, я не хотела сражаться. Я хотела сдаться на милость противника, ибо отказ от борьбы требует наибольшего мужества.
– Я отдаю себя тебе. – Я нервно сглотнула. – Свободно и добровольно.
– Ради себя самой?
– Да, – подтвердила я. – Ради себя.
Казалось, молчание длилось вечно.
– Хорошо. – Его голос в просторной земляной пещере звучал едва слышно. – Я принимаю твою жертву. – Кете рядом со мной со стоном зашевелилась. – Я выведу твою сестру наверх, а потом… – у Короля гоблинов перехватило дыхание, – ты станешь моей королевой?
Я отвернулась.
– Элизабет. – От того, как он произнес мое имя, я вся затрепетала. – Элизабет, ты выйдешь за меня?
На этот раз паузу выдержала я.
– Да, – сказала я. – Да, выйду.
Кристина Россетти. «Воскрешение»
Не говоря ни слова, Король гоблинов забрал Кете. Только что она была в моих объятьях, а в следующий миг уже исчезла. Я даже не успела попрощаться, сказать, что люблю ее.
Сколько я сидела в подземной темнице, не знаю. В голове было пусто – ни печали, ни мыслей, ни музыки. Я не ощущала горя или страха, хотя должна была бы, и вместо этого испытывала лишь чудовищную усталость и изнеможение, похожее на смерть. Прошло несколько часов – дней или минут? – прежде чем кто-то легко коснулся моих волос.
– Элизабет.
Сверху на меня взирал молодой человек. В разноцветных глазах – ласка, в уголках губ – нежность. Именно эта нежность обезоружила меня, разорвала струны, которыми я обмотала собственное сердце. Тоска, ужас, негодование, скорбь и желание – наружу вырвалось все сразу. Я разрыдалась.
Молодой человек протянул руку, чтобы вытереть мои слезы, и в этом прикосновении не было ничего, кроме доброты. В его сочувствие хотелось завернуться целиком. Он молчал, но между нами повисла безмолвная просьба о прощении.
Прости меня, Элизабет. Мне очень жаль.
Но отчего он меня жалел? Мое горе принадлежало мне одной, и делить его с кем-либо я не собиралась. Я оплакивала не свою жизнь, ибо прожила ее достойно, а жизни тех, с кем меня разлучила судьба, – сестры, брата, родителей. Я не увижу, как Йозеф взойдет к славе, вдвоем с Кете не отправлюсь в путешествие по великим городам мира, не услышу свое имя из ее уст.
Король гоблинов подхватил меня на руки и отнес в мою старую земляную комнату. Переместились мы быстро, по прямой, но я не удивилась, зная, что мой спутник обладает способностью изменять пространство и время так, как ему удобно. Он опустил меня на пол перед дверью, по-прежнему запертой при помощи странного приспособления, а затем с учтивым поклоном растаял в воздухе.
Мне было приятно открыть эту дверь и услышать негромкий лязг, с которым запорный механизм встал на место. Я столько раз делала это, запирая свое сердце, что теперь испытала удовольствие, заперевшись от всего мира.
Я была опустошена. Какой бы дух ни наполнял этот сосуд, он покинул его много лет назад, оставив мне лишь призрачное напоминание о себе да мое тело.
Я зажгла свечу.
Я слышала, что перед тем, как принять постриг и посвятить свою жизнь Христу, послушницы в монастыре устраивают ночное бдение при свечах, так же, как невесты накануне венчания, перед тем, как вручить себя мужу. Но здесь, глубоко под землей, какое расстояние отделяло меня от Его милости? По воскресеньям я вместе с семьей прилежно посещала мессу, однако никогда не ощущала присутствия Господа или Его ангелов. В бога я поверила, только услышав, как играет Йозеф.
Я проведу это бдение в одиночестве, без молитв. О чем мне молиться? Об удачном супружестве и куче детишек? Смогу ли я зачать и выносить хотя бы одного? И кто это будет – дитя или уродливое создание, получеловек-полугоблин? А может, помолиться о чем-то для себя лично? Например, пожелать себе жизнь, какой у меня никогда не было, полную и насыщенную?
Я не молилась ни о чем. Сложив ладони, я стояла на коленях перед свечой и смотрела, как она догорает в ночи.
* * *
Я прощаюсь с верхним миром.
Когда я проснулась, комнату заливал яркий свет. Я не помнила, как уснула, но в какой-то момент своего ночного бдения я отошла от свечи и устроилась возле камина. Я смотрела на пляшущие языки пламени и сочиняла гимн, свой первый, тихонько напевая и шлифуя мелодию, пока она не зазвучала, как надо. Бумаги, чтобы записать ноты, у меня не было, да и неважно. Этот гимн посвящался сегодняшней ночи и только ей одной – никто никогда не споет его Богу ли, мне ли.
Свет исходил от камина и падал косыми лучами, похожими на лучи утреннего солнца. Я сощурилась. Роща гоблинов на картине над каминной полкой – если не ошибаюсь, в прошлый раз она была изображена в ночном сумраке, – теперь предстала моим глазам в разгар дня. За ночь на полотне как будто выпал снег, и теперь морозное солнце озаряло его искристую белизну.
Я нахмурилась: свет лился сквозь пейзаж, словно через окошко во внешний мир. Я встала, ощутив боль в затекших мышцах, и потянулась пальцами к картине, чтобы коснуться этого чуда.
– Ай-яй-яй! Было же сказано – руками не трогать.
Веточка и Колютик.
– А стучаться – не было сказано? – огрызнулась я.