не сможем мы никак при всех этих факторах дойти до цели без проблем. Нас однозначно поймают. И внутренние факторы, такие как знание языка, обычаев и привычек местного населения, уже будут не важны вовсе. Так что первым делом нужно менять внешний вид и адаптироваться к среде. А еще придется обзавестись оружием. Этого не избежать, мне придется участвовать в стычках со своими, с азарийцами. И тут уж я ничего не могу поделать. Та тайна, которую я несу, важнее.

У котлована мы чуть не напоролись на группу быстрого реагирования, которая по сигналу охранного дрона решила прочесать местность. Но пронесло, Эр быстро спрятался. Но вечно скрываться не получится.

Ночью мы спустились в котлован и украли одежду из домика рабочих. Потом с помощью переодевания и превращения в рабочего мы вырубили одинокого охранника и завладели шокером и пистолетом. Это была не основная моя цель, потому что оружие пригодилось бы только в самом крайнем случае. Желтый комбинезон рабочего это не пропуск по территории Азарии. Пропуском была бы только военная форма, причем не простого военного, а форма особых порученцев, которых не каждый посмеет остановить. Да даже спросить что-то не каждый решится. Поэтому после городка рабочих мы направились в гарнизон прикрытия.

Эр выполнял все мои указания, но как-то осторожно пытался узнать обо мне побольше. Его вера в меня была, похоже, основана на той легенде, которую ему вложил Титов, или кто там занимался подготовкой переносчика. Скорее всего, если бы этого парня предупредили, что он несет врага, то ни о каком взаимодействии, послушании и выполнении указаний речи бы не шло. Так что тактика постепенного знакомства была оправдана.

На базе гарнизона случилось сразу несколько неожиданностей, которые чуть не сорвали всё то, что я напланировал у себя в голове. Нет, не у себя, а в той, в которой сидел на тот момент. Сначала Эр вдруг решил отказаться от нашего плана по захвату фельдъегеря и уйти с базы. Ему показалось сумасшествием захватывать кого-то внутри охраняемой территории. Юн был переносчик и неопытен в диверсионных делах. Так что пришлось его взять «на слабо». Даже не столько на слабо, сколько на интерес к моей персоне: я пообещал ему рассказать про себя, если он сделает то, что я говорю. Это возымело эффект, и переносчик снова сложив кисти в замысловатую фигуру отправился искать жертву. Потом случилось нападение на нужного нам азарийского военного, но крайне неудачное. Эр попытался снова применить свою усыпляющую иголку, но воткнул ее в протез. Ну кто же знал, что мы столкнемся с ветераном. Тут даже я обалдел от такого поворота. Переносчик схватился с фельдъегерем в рукопашную, явно не понимая, с кем имеет дело. Ну как схватился… Нанес только один удачный удар ногами в грудь, когда его держали как щенка за шкирку. А после этого всё пошло наперекосяк, и фельдъегерь почти задушил переносчика и меня вместе с ним. Неприятное, кстати, ощущение, когда умираешь и ничего сделать не можешь, а только наблюдаешь.

Но вот самая главная неожиданность заключалась в своевременном появлении подмоги. Откуда взялись эти два орматских диверсанта, я рассмотреть не успел. Но они здорово выручили нас, вырубив фельдъегеря. Это были люди из группы, которая шла параллельно нашему маршруту и отвлекала на себя основное внимание азарийских военных. После удачного спасения мой переносчик все же умудрился переодеться в форму фельдъегеря, попросил своих сослуживцев спрятать тело нашей жертвы и разбить себе лицо. Последней просьбе я весьма удивился, но когда понял замысел, то порадовался сообразительности Эра. Разбитое лицо будет просто отвлекать внимание от каких-то погрешностей его поведения, языка и любого несоответствия с формой, которая на общем фоне будет его одним большим пропуском везде. Ну и с документами можно не сверять личность, потому что под опухолями и синяками можно спрятать любое лицо.

Когда орматские диверсанты удовлетворили просьбу моего переносчика и побили его, то мы неожиданно для меня вырубились. Потеряли сознание. А когда очнулись, то нас тормошили два азарийских солдата, пытаясь узнать, что случилось. Пришлось импровизировать на ходу и захватывать этих солдат в свое услужение. Сделать это было не сложно, так как форма фельдъегеря не только пропуск, но и полномочия. Никто из военных других частей не смеет ослушаться требований. Особенно подкрепленных отпечатками в планшете. Но только мой переносчик, похоже, был оглушен своими соратниками, и чуть не запорол всё представление перед азарийцами, протянув им вместо планшета портсигар. Я готов был орать на него, но сдержался, когда солдаты выполнили его требование и приложили пальцы к портсигару. Эру везло, очень везло.

Мы уселись в грузовик и покатили в сторону Тамболя. И тут моему переносчику приспичило поговорить. Он захотел, что бы я выполнил свое обещание и рассказал о себе. Ну я и рассказал. Достаточно было признаться, что я азариец, как по телу Эра проскочил разряд. Я боялся, что он выдаст себя перед водителем, но переносчик сумел как-то сдержаться. Откуда в нем столько негатива, что его аж передернуло от моего признания?

Градус накаленной атмосферы был сброшен попавшимся на пути блок-постом, на котором нас попытались остановить. Но как только солдат на блок-посту рассмотрел черную форму фельдъегеря, нас тут же пропустили. Мой план пока что работал.

Воспользовавшись вынужденной паузой в эмоциях переносчика, я решил слегка перевести тему и уже узнать побольше о нем. Меня всю дорогу интересовали загадочные жесты и пассы руками, которые он делал.

— Ну… Это мудры. — ответил переносчик таким тоном, словно я должен был сразу догадаться, что это такое.

Оказалось, что эти мудры нужны ему для восстановления душевного равновесия, успокоения, питания некой силой. И вот тут меня ждала неожиданность: Эр был уверен, что его сила и воля основаны на энергии родной земли, патриотизме и любви к родине. От такого поворота я не слабо опешил. Это же как надо было промыть мозги, что бы внутренняя энергия и разум человека имели прямую зависимость от патриотизма. Даже не зависимость, а скорее зацикленность на патриотизме. Внутренний мир этого человека словно был подготовлен к вечной борьбе к невзгодам, которые он сам себе устраивал в угоду служению своему государству. Не комфортно — терпи, не нравится — привыкнешь, такое ощущение сложилось у меня о его отношении к жизни. Его страна, которую мы считали замкнутой государственной системой с огромным внутренним социальным напряжением, которую воспринимали как остаток от разложившейся империи, в его глазах была сильна, самодостаточна и безупречна. Не идеальна, но безупречна. Мировоззрение этого парня, который и