Но гнев Робин еще не утих. Пока Селена ходила за напитками, девушка сердито смотрела на Фрэнсиса и Джо:

— Значит, вы считаете, что можно ничего не делать и сквозь пальцы смотреть, как люди живут все хуже и хуже?

Фрэнсис помрачнел:

— Зачем без толку сотрясать воздух, если все уже сказано? Ясно, что дни капитализма сочтены. Банковский кризис охватил всю Европу. Строй вот-вот переменится.

— А что мы будем делать до тех пор?

— Робин, что ты предлагаешь? Устраивать благотворительные базары старой одежды и бесплатные ужины для бедных? — саркастически спросил Джо.

— Вот еще! Ты же знаешь, как я ко всему этому отношусь.

— Ну да. Ты за индивидуальную благотворительность, при которой каждый сам решает, кому помогать, а кому нет.

— Не…

— По-твоему, мы все должны поступать так же, как ты, — перебил ее Джо. — Отдавать свой обед ребенку, у которого отец остался без работы. Неужели ты всерьез считаешь, что это способно изменить мир?

Робин уставилась на него, на мгновение утратив дар речи. Джо был бледен, зол и желчен.

— Я хочу сказать только одно, — наконец выдавила она, задыхаясь от гнева. — Мы все должны делать то, что можем. Я делаю немного, но, по крайней мере, пытаюсь. Во всяком случае, я знаю, что у меня есть обязанности. А вы оба только играете в политику. Что, не так? Играете в жизнь. Стоите в сторонке и ни во что не вмешиваетесь. Получаете удовольствие от споров о немарксистском социализме, троцкизме и прочих «измах», болтаете и следите за тем, как борются другие!

В воздухе повисло молчание. А потом Джо встал и ушел из пивной.

Когда за ним захлопнулась дверь, Фрэнсис задумчиво сказал:

— Кажется, наш Джо в первый и, возможно, в последний раз пожалел, что отказался от фамильного наследства.

— О господи, Фрэнсис… Что ты хочешь этим сказать?

Фрэнсис затушил сигарету.

— Сегодня бедняга узнал, что Клоди выскочила за какого-то придурка с лимузином и виллой в Бромптоне.

Робин уставилась на него, не веря своим ушам.

— Клоди вышла замуж?

Гиффорд кивнул:

— Сегодня утром Джо столкнулся с ней в городе и с тех пор рычит на всех, как медведь.

— Ох, Фрэнсис… — У Робин тут же отлегло от сердца, гнев сменился чувством вины. — А я сказала…

— Не бери в голову. Он пойдет в кабак и завьет горе веревочкой, а наутро и думать о Клоди забудет.

— Бедный Джо… Мы должны его найти. — Робин порывисто встала.

Фрэнсис посмотрел на нее и вздохнул:

— Наверно, нет смысла говорить, сколько пивных находится в радиусе пяти миль отсюда. Джо может быть в любой из них, если не во всех сразу. — Он застонал, но тоже поднялся на ноги.

В конце концов они обнаружили Джо в маленьком темном кабачке у реки. Он стоял, прислонившись к стойке бара, и ругался со здоровенным грузчиком. Робин оттащила его от стойки, а Фрэнсис угостил грузчика пинтой пива. Присоединившись к ним, Фрэнсис сказал:

— Джо, мы решили составить тебе компанию.

— Отстань, Фрэнсис!

Джо растолкал посетителей локтями, вывалился из пивной и нетвердой походкой побрел по улице. Друзья устремились за ним.

Они бродили по докам, заходя в каждую попавшуюся пивную. Лунный свет серебрил маслянистую черную воду Темзы, мелкая волна хлюпала о гнилые деревянные причалы. К утру они сочинили новый социалистический манифест, выпили море пива и заставили Джо рассмеяться. На обратном пути в Хакни они прошли мимо лачуги Льюисов.

Робин прошептала Джо:

— Тогда в пивной ты ведь это не всерьез говорил?

Эллиот сделал паузу и посмотрел на нее сверху вниз.

— Конечно, нет. — Потом наклонился и поцеловал ее в щеку.

Глаза Фрэнсиса заискрились от смеха.

— Робин, мы докажем тебе свою преданность идеям социализма. «Каждому по потребностям» и так далее… В каком доме ты была?

Она показала на лачугу Льюисов. Фрэнсис подошел к Джо и что-то сказал ему. Джо что-то буркнул в ответ и начал рыться в карманах. Зажав рот обеими руками, чтобы не расхохотаться, Робин следила за тем, как Фрэнсис бросает всю их мелочь в щель для писем и газет. Флорины, шестипенсовики и пенни со звоном сыпались на кафельный пол.

Робин встретилась с Майей в «Лайонс-Корнер-хаусе» на Оксфорд-стрит.

— Чудесно выглядишь, Майя. Очень элегантно. — Она обняла подругу и поцеловала ее в щеку.

— А ты похудела. Я закажу тебе что-нибудь поплотнее.

— Это от бессонных ночей.

От бессонных ночей и утомительных, наводящих тоску дней. Робин часто думала, что она выполнила почти все требования доктора Макензи. Собрала и проанализировала данные, вместе с Макензи написала статью, месяц назад опубликованную в одном медицинском журнале. Теперь они собирались написать книгу. И только в одном она не преуспела. Не сумела остаться объективным свидетелем бедствий, с которыми ей приходилось сталкиваться. Она всегда во все вмешивалась.

Они нашли свободный столик и сели.

— Я приезжала в рекламное агентство, — сказала Майя. — Нами занимается очень симпатичный мужчина. Его зовут Чарлз Мэддокс. Он высокий, смуглый и красивый.

Затем последовала пауза. Они молча изучали меню. Робин думала, что их прежняя дружба миновала безвозвратно. Между ними стояло сложное и болезненное прошлое Майи. Знала ли она Майю вообще или видела только то, что ей хотели показать?

— Майя… — с запинкой начала Робин.

Между бровями подруги появилась легкая морщинка, и Робин поняла, что Майя тоже чувствует себя неловко. Обе обладали сильной волей, были упрямы, часто ссорились, и объединяла их только Элен. Но теперь Робин замечала в Майе что-то другое — недовольство, граничащее с еле заметной антипатией. Люди — особенно такие скрытные, как Майя, — редко чувствуют себя непринужденно рядом с теми, кто знает их самые неприятные тайны.

Майя подняла взгляд, улыбнулась и спросила:

— Что, дорогая?

Но тут рядом возник официант с блокнотом и карандашом в руке. Момент был упущен. «Я не могу спросить Майю о Верноне. И не смогу никогда», — поняла Робин. В последнее время она научилась сдерживать свое любопытство; кроме того, на свете существовали вещи, о которых лучше не знать.

— Майя… Мне нужно новое вечернее платье.

В светлых глазах подруги отразилось облегчение. Майя заказала себе салат, а Робин — бифштекс и пирог с почками.

— Новое вечернее платье?

— Что-нибудь шикарное. Сама не знаю. До сих пор мне шили платья мама или Персия. Понимаешь, раньше я об этом как-то не думала…