Рот осторожно взял меня за рукав и сказал спокойно, без малейшего раскаяния, как какой-нибудь утонченный наемный убийца, не склонный испытывать ни страха, ни сожаления и точно знающий, что и как будет делать:

– Меня не осудят. Антонелли, вы никогда не проигрывали, а я не убивал Мэри Маргарет. Мне наплевать, что хотел Крэншо. Мне наплевать, что он чувствует. Я дал ему денег, и он их взял. Мы в расчете.

Спрыгнув с сиденья, Рот пошел прочь. Внезапно он остановился, вспомнив что-то смешное, вернулся и открыл дверь.

– Но если вы правы и если он так сильно ненавидит меня по этой причине, возможно, вы правы и в другом? В том, что предположили сегодня в суде. Что кто-то подложил испачканную кровью одежду в мою корзину и решил подвести меня под обвинение в убийстве.

По его губам прошла и моментально исчезла кривая язвительная усмешка. Теперь Рот смотрел на меня прямо, как убежденный в своей правоте человек, которого никому не обвести вокруг пальца.

– Помните, что я сказал вам тем вечером, когда дал прочитать сценарий «Блу зефир»? Что Мэри Маргарет убили, желая уничтожить меня. Утверждение мало отличается от ваших сегодняшних слов, не так ли?

Захлопнув дверь, Рот сделал водителю знак отъезжать. Лимузин начал разворачиваться на тесном пятачке возле дома. Засунув руки в карманы, Стэнли Рот шагал к своему белому оштукатуренному бунгало, похожий на уставшего после неудачного дня коммерсанта, старающегося не думать о дне грядущем. Едва он дошел до крыльца, из двери выскочила Джули Эванс. Преградив ему путь, она начала бурно жестикулировать. Секунду Рот слушал, затем, словно заканчивая разговор, категорически покачал головой и направился в дом, решительно отодвинув Джули в сторону. Мельком глянув на лимузин, она проводила Стэнли Рота взглядом, полным изумления. Затем, собравшись с духом, твердой походкой поднялась по ступеням и вошла.

Если Джули Эванс разозлилась или расстроилась, то через час, когда мы встретились в «Шато-Мармо», на ее лице не было и следа от недавно бушевавших эмоций. Джули обстоятельно расспросила меня о заседании: ей хотелось знать, что произошло за день. Она терпеливо слушала, но едва я начал пересказывать допрос свидетеля, детектива Крэншо, как Джули вдруг повернулась ко мне и задала вопрос: не стану ли я возражать, если мы пообедаем не одни.

– На студии проблемы. Льюис пригласил меня зайти. И просил привести тебя.

– Как насчет Стэнли?

Она отрицательно покачала головой:

– Нет. Похоже, там будет Майкл, и Льюис не считает это удобным.

– Но он хочет, чтобы я пришел?

– Вероятно, хочет, чтобы на встрече был кто-то, кому доверяет Стэнли и кто расскажет ему обо всем. – Секунду помолчав, она улыбнулась, глядя на дорогу перед собой. – Нет, думаю, причина в другом. Льюис некоторым образом на тебя рассчитывает.

– Рассчитывает на меня?

Подняв подбородок, она улыбнулась:

– В твоем присутствии он больше уверен в ситуации. Знаешь, ты благотворно воздействуешь на окружающих. – В мягком вечернем свете на ее лицо упала тень легкой грусти. – На меня ты оказываешь такое же действие.

Вокруг теснились автомобили, словно мотыльки в кромешной ночи, вновь и вновь появляющиеся ниоткуда.

Джули собиралась что-то добавить, но передумала. Некоторое время она молчала, а потом с неожиданно серьезным, почти совершенно деловым выражением лица объяснила:

– Майкл Уирлинг пытается уйти из бизнеса. Если он это сделает, студии «Блу зефир» придет конец. Без денег и без его умения обращаться с финансами студии не выжить.

– Ты об этом сказала Роту около бунгало?

Возможно, Джули не сообразила, кто сидел в лимузине.

Возможно, не хотела признаться в том, что понимала: я наблюдаю за ней из машины. Джули удивленно посмотрела на меня:

– Да.

– Как он отреагировал? – спросил я, когда Джули снова перевела взгляд на дорожную мешанину.

Неопределенно качнув головой, Джули попыталась изобразить улыбку.

– Сказал, что ему нет дела до Майкла Уирлинга. Он не верит, что тот выйдет из дела, пока не отчается прибрать к рукам всю студию.

– Другими словами, пока Стэнли Рота не признают виновным? Но если так случится, почему именно Уирлинг? А Гриффин?

– Майкл всегда полагал, что нет смысла бороться против Стэнли – потому что Льюис в любой ситуации выступит на его стороне. Но Майкл считает себя умнее Льюиса и думает, что, имея деньги и контролируя источники финансирования, не оставит Льюису шансов.

– Тогда для чего уходить? Рот не считает это заявление серьезным. Возможно, Уирлинг лишь пытается создать трудности?

Джули ответила, задумчиво глядя в пространство:

– Майкл ничего не затевает просто так. Он не просто создает трудности. Стэнли ошибается, и слишком во многом.

Мы ехали по Малхолланд-драйв. Оставалось меньше четверти мили до расползшегося в стороны современного дома Гриффина, выстроенного из стекла и бетона там, где никто уже не помнил старой испанской виллы и тем более английского особняка эпохи Тюдоров. Оба дома строили на века, они стояли на этом же месте, но казалось, лишь орел, нарезавший круги в вышине, еще не забыл, сколько цыплят зажарили в этих местах с той поры.

Выключив зажигание, Джули остановила машину на обочине. Под нами расстилался Лос-Анджелес, похожий на плоскую и безжизненную пустыню, по краю которой в бронзовом сиянии солнца сверкала полоса океана.

– Стэнли ошибается, – сказала Джули. Она сидела, устало привалившись к стеклу, с задумчивым выражением на незагорелом красивом лице. – Он думает, после завершения процесса все пойдет по-прежнему. Ничего подобного. Студии «Блу зефир» больше нет. Это знает Майкл Уирлинг. Думаю, и Льюис тоже, пусть и не хочет признаться. Стэнли – единственный, кто этого не понимает. Сидит в своем бунгало, отрезанный от всех, и работает, будто ничего не изменилось. Стэнли не понимает, что теперь даже его оправдание не имеет значения. Все и так считают его виновным, и этого достаточно. Никто не поставит карьеру или деньги на человека, подозреваемого в убийстве всеми любимой актрисы. Майкл не просто так заявил, что уйдет. Он намерен действовать, вопрос только – когда. Студия «Блу зефир» умерла. Все, что осталось от нее, – это мечта. Та самая, что не идет у Стэнли из головы.

Льюис Гриффин выглядел потерянным. В дверях он встретил нас той же отполированной до блеска улыбкой и коротким пожатием руки, которую убрал, как всегда быстро, едва коснувшись моей ладони. Рудиментарная бессознательная тяга к социальной адаптации через разрешение прикоснуться к тебе практически незнакомому человеку. Ничего похожего на то, как он пожимал мою руку несколькими часами ранее, в зале суда.

Льюис Гриффин выглядел озабоченным, как будто его взволновало что-то происшедшее совсем недавно и непоправимо нарушившее целостность бытия.