Поначалу, пока училась, мама болела тяжело, потом умерла, нужно было за отцом ухаживать.

Отец, конечно, человек хороший был и художник признанный, но очень уж авторитарный. Мама в свое время так всю их жизнь устроила, чтобы все было, как ему нужно и важно.

А потом, когда Анна подросла, мама, может, и поняла свою ошибку, да поздно было. С детства Аня рисовала, да только отец, как посмотрит на ее работы, так морщится, ерунда, мол, все это, несерьезно, нет у тебя таланта. И в академию поступать велел на искусствоведческий. А сейчас Анна думает, что, возможно, и вышло бы что-нибудь из нее. Было, было у нее в работах свое, свой взгляд, свое видение, только отец не хотел этого замечать, уж очень своеобразно все, на него не похоже. Но как отца не послушаться, такого тогда у нее и в мыслях не было.

Мимо пронесся велосипедист, Анна еле успела покрепче ухватить сумку, чтобы не дернул. Может, конечно, и не было у парня никаких дурных мыслей, только она теперь никому не верит.

И тоже неправильно это, нельзя так жить, нельзя в своей скорлупе замкнуться и только изредка голову высовывать, как черепаха. Она же преподаватель, с молодежью работает, они же вопросы задают, а что она им ответить сможет, если от жизни отстала?

С развода почти два года прошло, это ведь долго. А у нее как будто два дня. Потому что ничего не случилось, никаких впечатлений. С работы – домой, иногда на другую работу, потом – снова домой или пешком ходить. Вот и вся ее жизнь. И отчего это она решила, что нужно теперь жить такой скучной жизнью? Отказываться от любых самых мелких удовольствий? В театр сходить, одежду новую купить, да хоть кофе хорошего выпить! Уж на это денег хватит!

Господи, да что с ней такое творится, совсем голову потеряла. Хорошо хоть хватило ума и самоуважения самой за себя заплатить в ресторане.

И ладно бы любила его до умопомрачения и, когда бросил, вешаться собиралась. Так нет, как разглядела его, так любовь сразу прошла. А может, и не было такой сильной любви, просто от одиночества на его чары поддалась. Да что теперь вспоминать.

Квартиру, конечно, жалко. Ну и что? И получается, что отец прав был, когда сам все за нее решал, потому что считал ее инфантильной и слабохарактерной.

Перед Анной встало лицо отца с грозно насупленными бровями. Глаза сверкают, губы шевелятся, выговаривает ей что-то на повышенных тонах. Анна поежилась, воочию услышав эти слова.

А с другой стороны, ну, какая разница, что отец скажет? Его давно нет… И если бы не довлел над нею всю жизнь, а давал хоть малую толику свободы, то, может, и смогла бы она верное решение принять, не попасться на удочку того подлеца.

Это тоже не дело, тут же опомнилась Анна, в своих ошибках других винить. Она сама виновата, ей с этим жить.

Вот именно жить, а не прозябать. Отчего она от всего отказалась? Стыдно было перед знакомыми, да и бог с ними со всеми! Близких друзей у нее нет, а остальные уже небось и забыли про все. И те, кто ее жалел, и те, кто злорадствовал.

Тут она осознала, что стоит возле собственного подъезда и как раз выскочила девчонка с собакой, так что не нужно было рыться в сумке в поисках ключей.

Дома Анна расстроилась при виде захламленной прихожей. Так жить нельзя, с этим нужно что-то делать. Мастерскую отца отобрали после его смерти, картины, что там оставались, она пристроила к одному его приятелю, скульптору, тот выделил чуланчик. Туда же пошли и картины, что висели в квартире, когда пришлось ее продать. Тот подлец, ее бывший, вывез все ценное, мебель, посуду даже, только картины не тронул, побоялся, что в воровстве обвинят.

Остались этюды, рисунки, неоконченные работы. Скульптор дал понять, что чуланчик не резиновый, вот и пришлось все хранить здесь. Нет, так жить нельзя.

Хотелось отвлечься, но пришлось заставить себя вспомнить тот вечер пять лет назад. С кем же она видела того мужчину, похожего на герцога Монтефельтро?

Ох, да это же была Ксюша, Ксюша Плотицына! Ну точно. И где она теперь? Прошло пять лет, Анна понятия не имеет, что с ней случилось. Одно она знает точно: Ксюша точно не забыла того мужчину, Анна помнит, как она на него смотрела, определенно у них что-то было. Ничего, человек не иголка, найти всегда можно.

И Анна придвинула к себе записную книжку и телефон.

Через сорок минут она уже знала, что Ксения Плотицына в данный момент является куратором художественного музея «Новое пространство». Музей частный, организован лет десять назад, сначала дела шли плоховато, теперь вроде все наладилось. И своя экспозиция приличная, опять же, выставки организуются очень хорошие, у музея международные связи.

Частный музей «Новое пространство» занимал трехэтажный особняк на Малом проспекте Васильевского острова. На первом этаже музея располагалось арт-кафе, на втором и третьем этаже – сама музейная экспозиция.

Перед входом в музей красовалась большая афиша, на которой был изображен белый шар на фоне такой же белой стены. Расположенный ниже текст приглашал посетить выставку под названием «Форма непостижимого».

Анна прошла мимо кафе, где роилась продвинутая молодежь, аккуратные, хорошо одетые хипстеры, а также девушки с длинными прямыми волосами, все поголовно в ярких кроссовках, поднялась на второй этаж и подошла к стойке администратора.

За этой стойкой сидела изможденная девица лет двадцати пяти с иссиня-черными волосами, свисающими вдоль лица, как крылья депрессивного ворона, с черными подглазьями оголодавшего вампира и неумеренным пирсингом по всему лицу. Перед ней стояла черная металлическая табличка с ценами билетов. Цены были куда выше, чем в Эрмитаже.

– Я хотела бы… – начала Анна, но мрачная девица не дала ей договорить.

– Если есть пенсионное удостоверение – льготные билеты. Вот цена… – Она показала на табличку.

– Что? Какое еще удостоверение? – удивилась Анна.

– Я же сказала – пенсионное! – повторила девица. – Непременно с фотографией.

– Я что, похожа на пенсионерку? – возмутилась Анна.

Перед выходом она долго выбирала одежду. Собственно, выбирать было не из чего, потому что после развода в порыве злости она выбросила все вещи, которые покупала, будучи замужем.

Ей помогал выбирать этот… не будем называть вслух, и честно говоря, платья и костюмы не нравились ей еще тогда. Но он говорил, что она нравится ему в этих платьях… да, со вкусом у него было плоховато. В общем, она все выбросила без сожаления. И больше двух лет вообще себе ничего не покупала.

Перебрав жалкие остатки одежды, Анна пришла в ужас. Ну, можно ли так себя запустить? Да еще зеркало услужливо показало все морщины и седые пряди в волосах.

Единственный и несомненный плюс заключался в том, что Анна не прибавила ни грамма веса, даже похудела, так что костюм, которому было больше десяти лет, сидел на ней неплохо. Она накрасила глаза и перерыла ящики стола в поисках неупотребляемой губной помады. Раньше этот цвет казался ей слишком ярким, теперь же лицо как-то оживилось. Нет, нужно что-то сделать с собой, причем как можно скорее. Удивительно, как такое чучело еще держат на работе. Впрочем, в художественной школе нравы демократичные…