Ему приснился прекрасный сон. Он летел невысоко над землей — метрах в десяти — и наслаждался видом окрестностей. Володе даже показалось, что он узнает местность — полет проходил неподалеку от его дома. Но и во сне скептически настроенный разум возразил на такое допущение. Он же ни разу не летал над своей деревней. Местность в их области слишком однообразна, чтобы сверху точно определить свое положение.

Скептические возражения опустили его на землю в буквальном смысле. Он слегка ударился подошвами о пригорок, и проснулся.

Эх, снова бы уснуть. Володя вспомнил ощущение полета. Он никогда не представлял, как это прекрасно. Впрочем, вряд ли его поймет кто-нибудь, кроме тех, кто тоже летал во сне. Говорят, когда растешь, приходят такие сны. Здорово!

Он потянулся. День начался. Лестницы сотрясались от топота каблуков разных видов и фасонов. Трудолюбивые девчонки идут на занятия. Им и орки не помеха. А вот его приятели спят. Непорядок.

— Миш, — позвал он в полголоса.

— Дрыхнем, — прохрипел друг, почти не просыпаясь. Его ничего не прошибало. Даже оазис порядка во всеобщем безобразии не лишал равновесия и желания поспать.

Удивительно, если бы Мишка произнес нечто другое. Володю интересовали не его соображения по поводу их планов на первую половину дня.

— У нас с утра есть что-нибудь?

Практичный вопрос, задаваемый Мише едва ли не каждое утро, заставил того осечься и задуматься, дыша водочным перегаром.

— Да вроде нет, — задумчиво сказал он, проанализировав собственные воспоминания о расписании. — Первая лекция, кажется, с десяти часов.

— Я тоже не помню, — добавил Дима, лязгнув пружинами кровати.

— Тогда спим? — Предложил Миша.

Дима согласно всхрапнул. Володе, однако, спать совершенно расхотелось. Где-то в глубине души, до этого задавливаемой ленью и нежеланием переваривать всю совокупность предметов, непонятно зачем выдаваемых бедным студентам, появилось ощущение долга и желания учиться. Володя удивился новому для него чувству. Обычно желание чего-то читать, а уж тем более учить возникало либо из настояния преподавателя, либо, гораздо реже, из интереса.

«Надо идти!» — Решил он. Чертов орк, всю малину испортил. Кто бы чего сказал дважды победоносцу, — он ухмыльнулся, — если бы он, отягощенный заботами о счастье человечества и усталый после двух дней сражения, не явился — куда он не явился?

— Миш, куда мы не собираемся явиться?

Мишка ответил почти сразу, но речь пошла не о занятии, а о возможности вступления Володи в противоестественные связи с некоторыми животными. Разумеется, следовать его предложению — товарищ называется! — Володя не собирался.

— Господа! — Объявил Дима, который, оказывается, всхрапнул не из согласия с Мишей, а медленно просыпаясь, — не важно, что у нас будет, мы должно подавать пример.

Мишка взвыл, почувствовав угрозу экстренного подъема.

— Вы одурели сегодня? — Едва ли не закричал он. — Давайте спать, успеем еще стать образцово-показательной комнатой. У меня голова трещит после вчерашнего, — попытался он надавить на чувство солидарности.

— А поесть? — Спросил его Володя. Он вспомнил о завтраке, выдаваемом бесплатно. Если они проспят до второй лекции, их порции получит счастливчик из кухонного коллектива.

Радикально поставленный вопрос решил исход пикировки.

— Картошка ныне дорога, — внес ясность Дима, — посему — подъем, гигиена и завтрак.

— Я не пойду! — Попытался отстоять свои права белого человека Миша.

— Пойдешь, — безжалостно пресек сопротивление Дима. Он вскочил с кровати и принялся искать спортивные штаны, куда-то заброшенные вчера ночью. Володя встал след за ним. Одевшись, они переглянулись и направились к беззаботно дрыхнувшему Мише.

— Ай! — Озвучил тот исчезновение одеяла.

— Не материться, — предупредил его Дима, — иначе стакан воды.

Связываться Мише, даже разозленному, с могучим Димой не хотелось.

— Сволочи, — тоскливо вымолвил он и сел на кровати, мучительно потирая виски.

— Вставай, — без всякой жалости сказал Дима. — Время сейчас… — он недоуменно посмотрел на будильник, показывающий день рождения бабушки, вспомнил, вздохнул не менее тоскливо, чем Миша. — Время мирное. Пока я в туалете, ты должен подняться и одеться.

— Слушаюсь, генералиссимус, — без энтузиазма сказал Миша.

— Приготовься к завтраку, — смеясь, предложил Володя, отправляясь следом за Димой.

В столовую они пришли одними из последних. До лекции оставалось минут десять, ну и бог с ним!

Раздатчица, уважительно глядя на секиры, положила им в тарелки явно больше, чем полагалось по порции.

— В городе ужас, что творится, — сказала она. — Вы ведь поможете, если на нас нападут?

Раздатчица была молодой и могла позволить себе кокетливо прищуриться.

— Конечно, спасем, — бодро ответил Володя, хватая тарелку, и сладострастно глядя на кусочек сливочного масла, тающего в каше.

— Ускорьте работу челюстей, — потребовал Дима. — На лекцию опоздаем.

Миша только застонал. Ему мучил похмельный комплекс, и он нажимал на чай, предпочтя забыть о каше.

На лекцию они действительно опоздали. Пришлось под недовольным взглядом преподавателя прошествовать к свободным местам.

Впрочем, лекция все равно не началась. Препод, невысокая полная женщина средних лет, делилась впечатлениями об ужасах, которые творились в городе. Умение хорошо говорить, наложенное на впечатлительный характер позволили ей создать нечто среднее между сериалом о Крюгере и фильмами о Холокосте. По ее словам, город на грани гибели. По пути на работу ее едва не ограбили, лишь появление издали милиции заставило налетчиков убраться. Переживание было настолько сильным, что она до сих пор судорожно сжимала несчастную сумочку, в которой, с учетом нищенской зарплаты, денег столько, что только бомж мог попытаться ее отнять. Нападение хулиганов, которыми грабители и должны считаться, превратилось в акт вандализма и террора.

Читать лекцию в таком состоянии она не могла и, промурыжив студентов ужастиками минут двадцать, отпустила на свободу.

— Не сходить ли нам к Безматерных? — Подумав, предложил Володя, когда они втроем остались в опустевшей аудитории. Он не верил в ужасы, поведанные преподом. Бедная женщина большую