Для начала нужно встать из постели. Итак, я надел свои бриджи для тренировок, обул сандалии и на ватных ногах направился к кострищу в надежде на то, что хоть кто-нибудь сварил крепкий кофе. К моему великому удивлению, я заметил — все уже на месте. Они столпились у странного прибора, который очень напоминал смесь из автомобильного аккумулятора и чемодана фирмы «Самсонит».

— А, вот и мистер Эстбери проснулся, — поприветствовал меня непривычно веселый Малони. — Ну, наконец-то. Вы что, прошлой ночью спали еще меньше? А мы вас специально оставили в покое, чтобы вы почувствовали себя подготовленным к событиям сегодняшнего дня. Идите сюда. Посмотрите-ка.

Я быстро налил себе кофе, взял кусок хлеба и поспешил к остальным. Только пигмея нигде не было видно. Элиши сидела на коленях на земле и соединяла кабелем странный прибор с булавообразным пластмассовым корпусом. Малони положил руку мне на плечо.

— Подходите ближе. Увлекательное оборудование, — сказал он, показав на белую дубину. — Это микрофон, который в состоянии воспринимать инфразвуки, издаваемые, например, слонами. Он соединяется с усилителем и частотным фильтром, который в свою очередь отправляет звуки в ноутбук. Таким образом, мы можем их увидеть.

— Инфразвук?

— Неужели это вам ни о чем не говорит, профессор? — Элиши весело подмигнула мне. — Ну, не разочаровывайте меня. Мне казалось, что это знания из средней школы. Слоны, как и другие крупные млекопитающие, понимают друг друга на расстоянии при помощи инфразвука. Человеческое ухо не воспринимает эту частоту, поэтому их язык обнаружили только в 1984 году. Впервые такой прибор протестировали в 1999-м в Намибии. С тех нор ELP — «проект прослушивания слонов» — включен в программу по защите видов.

— Впрочем, как всегда, — сказал Малони. — Если этот прибор воспринимает инфразвук, то он как нельзя кстати подходит к цели нашей экспедиции. Вы можете вспомнить о докладах, в которых говорится, какие сигналы издает мокеле-мбембе?

Я кивнул.

— Очень низкие звуки, которые хорошо были слышны на больших расстояниях.

— Точно. Только, скорее всего, они представляют лишь малую часть своего настоящего звукового спектра. Если бы этот прибор еще вчера был в нашем распоряжении, то нас наверняка предупредил бы целый фейерверк звуков. Но то, что не произошло, может еще случиться, — сказал он. — В любом случае, в настоящий момент наша коллега занимается как раз тем, что приводит приборы в боевую готовность. Может быть, они успеют зафиксировать что-то до нашего возвращения.

— Вы все-таки решительно настроены отправиться на ту поляну?

— Меня удивляет такой вопрос, — ответил Малони. — Я думал, вы и сами не можете дождаться этого момента.

— Так и есть, — сказал я. — Я, пожалуй, оденусь более подобающим образом.

Едва я это произнес, как заметил в кустах какое-то движение. Эгомо вернулся. Он стоял на краю берега и жестом пригласил нас следовать за ним.

— Давайте, — поторопил меня Малони. — У вас есть пять минут. И начните с сапог. Я недавно видел гадюку — прямо там, за кустами.

Спустя час мы уже находились посреди самых густых джунглей. Эгомо шел впереди, следом за ним — мы с Сикспенсом, а Малони и Элиши были замыкающими. Изумрудный воздух был переполнен бесчисленными голосами лесных жителей. Их свист, щебетание и хрюканье пульсировало, нарастало и превращалось в дьявольское крещендо. Потом все затихало, чтобы начаться заново. Казалось, звуки живут своей собственной жизнью.

Сквозь густую крону деревьев пробивался яркий луч света, разбивая напополам сумерки джунглей. Он находил на своем пути листок, цветок или яркое растение и как бы приподнимал его на фоне остальных. К сожалению, времени на подобные наблюдения совсем не хватало, поскольку наш провожатый летел стремглав сквозь подлесок, несмотря на все свои многочисленные ранения. При этом его ноги работали так быстро, что он даже начал исчезать перед моими глазами. Я с трудом поспевал за ним. Несколько раз он совсем пропадал из вида. Честно говоря, если бы мы действительно потеряли его, это обернулось бы для нас катастрофой. Конечно, у меня всегда был с собой компас — наследство моего отца, — но и даже его было бы недостаточно. Лес со всех сторон выглядел одинаково. Не было заметно ни одной примечательной тропинки, ни какого-нибудь опознавательного знака. И солнце здесь не помогло бы. Но, к счастью, Эгомо всегда терпеливо ждал нас, даже тогда, когда наша медлительность явно выводила его из себя. Тогда он останавливался, покачивал головой и бормотал что-то себе под нос. Я же просто удивлялся тому, как он гармонично вписывается в этот лес — и цветом кожи, и своим телосложением. Несмотря на ранения, его движения оставались очень пластичными. А ноги, казалось, замечали все препятствия еще задолго до их появления. Время от времени пигмей застывал в неподвижности и всматривался в темноту. Тогда он больше напоминал мне кусок дерева, а не человека.

— Это не джунгли, а чума! — услышал я проклятье Сикспенса, когда мы снова остановились. — Все вокруг — сплошной обман.

— Что вы имеете в виду?

— Вы не заметили боа, которого вы чуть ли не задели своей головой?

— Это же была лиана!

Сикспенс покачал головой:

— Смотрите, вот что я имею в виду. Здесь все не так, как кажется на первый взгляд. Посмотрите повнимательней на эту ветку.

Он указал на слегка подрагивающую сухую веточку, торчащую из ствола зеленого кустарника. Пока я удивлялся, что же заставило ее так дрожать, половина ветки расправила крылья и была такова. Когда же вторая половина улетела прочь, я понял: это были хорошо замаскированные насекомые.

— Прутковая саранча, — пробормотал я.

— Как я и говорил — сплошной обман.

Я уставился на покачивающуюся ветку.

— Но ведь это один из основных принципов природы: каждый сам за себя. И побеждает тот, в чьем арсенале больше изощренных трюков.

Сикспенс улыбнулся и покачал головой.

— Такое мог сказать лишь тот, кто провел свою жизнь в библиотеках.

— Вовсе нет, — возразил я. — Когда мне исполнилось пять лет, вскоре после смерти мамы, отец взял меня с собой в путешествие. Он тоже был биологом. Почти два года мы провели в Танзании, у подножия Килиманджаро.

— Значит, это не первый ваш визит в Африку?

Я покачал головой:

— С тех пор прошло много лет. Когда моя мама умерла, и я чувствовал, что кто-то украл и мою собственную жизнь. Если посмотреть на все это сейчас, то слова могут прозвучать наивно. Но еще тогда я научился воспринимать все творения Бога со смирением.

— Целиком и полностью разделяю эту точку зрения, — сказал Сикспенс. — Возьмем, к примеру, Стюарта и меня. Мы оба воспринимаем действительность одинаково, несмотря на то, что я был воспитан на традициях своих предков, а Стюарт вырос в строгой протестантской семье.

Я наморщил лоб.