Кроме тех мест, где рассказывалось о сверхъестественном, вспомнил Эндрю. Тут дед ужасно сердился и объяснял Эндрю, где тут написана полная чушь и почему.

«Вервольфы и вообще любые оборотни перекидываются не только в полнолуние! – говорил, помнится, старик Джослин. – Сынок, это чистый фольклор. На самом деле они превращаются когда хотят».

А потом, вспомнилось Эндрю, Джослин втолковывал ему, как на самом деле устроено то или иное волшебство, – да, старик столько ему рассказывал, что нынешнему Эндрю показалось, будто его прямо-таки завалили сведениями. И он был совершенно огорошен, когда обнаружил, сколько всего помнит. Эндрю недоверчиво рассмеялся. Да он же сам заставил себя все забыть: сначала – поскольку мама твердила, что это полный бред, потом – когда он стал студентом, много учился и вбил себе в голову, будто волшебство – это для детей. А ведь старик Джослин, получается, усердно учил внука всему, что ему понадобится, когда он унаследует дедовскую область попечения!

«Какой же я идиот», – подумал Эндрю.

Эйдан внимательно смотрел, как на лице у Эндрю проступает ошарашенная, недоверчивая улыбка. Когда Эндрю в конце концов рассмеялся, Эйдан вздохнул с облегчением. Теперь можно и про плохое рассказать.

– Сегодня тут были неприятности. Но на самом деле нога у Таркина на месте и никуда не делась. Я проверял. – И рассказал про стычку с Паком, однако про странный голос в сарайчике умолчал. Это было личное. – Ну, и я отдал бумажник на хранение Гройлю, – закончил он.

– Хорошо, – сказал Эндрю. – Я тоже хотел предупредить тебя, что не стоит пользоваться бумажником. По нему тебя могут выследить. Ну, после сегодняшней потасовки ты, наверное, не удивишься, что и за домом Аркрайтов в Лондоне следят. У меня там тоже была неприятная встреча. Однако Аркрайты, похоже, убедили себя, будто отказались от тебя, поскольку ты пугал остальных детей.

– Отлично! – обрадовался Эйдан. – Это я нарочно подстроил.

Сейчас, пожалуй, не время объяснять Эйдану, что это скверное колдовство и так поступать нехорошо, подумал Эндрю. Хватит с Эйдана потрясений: ведь он только-только узнал, что кто-то в Мелстоне желает ему смерти.

– А, значит, это ты! – сказал Эндрю. – Вот и славно. А то после разговора с ними я никак не мог понять, кто из нас свихнулся. А дети знали правду. Я совсем растерялся, но потом за мной побежал мальчонка-китаец…

– Генри Ли, – вставил Эйдан. – Он головастый. Стейси вам конверт оставила. Вон там, на пианино.

Эндрю невольно обрадовался, когда Эйдан его перебил. Ни к чему говорить Эйдану, кто его отец, хотя, если подумать, это объясняет, откуда у Эйдана такой поразительный колдовской дар. И Эндрю пошел к пианино. По дороге он остановился и махнул в сторону дров, которые миссис Сток предупредительно сложила шалашиком в камине.

Вытяни язычок из огненного центра Земли, говорил дед, и подложи под растопку. Тут же в очаге взвилось трескучее пламя.

– Так-то лучше, – заметил Эндрю и взял конверт от Стейси.

– Научите! – попросил Эйдан, а Рольф уже радостно бросился к коврику у камина и с благодарным видом растянулся в тепле.

– Может быть, – рассеянно отозвался Эндрю.

Открыл конверт – и на него накатила новая волна воспоминаний. Оттуда выпал серебряный кулон, следом струйкой вытекла серебряная цепочка. Сначала Эндрю показалось, будто это узорчатый крест тонкой работы, но, когда он пригляделся, оказалось, что кулон больше похож на дерево, или на человека, или на египетский крест анк. Кулон был очень мощный, это было ясно с первого взгляда. Дед заставлял маленького Эндрю надевать его всякий раз, когда, по язвительному выражению старика Джослина, «на него там, в усадьбе, гневаться изволили».

А сейчас там явно гневаться изволили. Эндрю протянул кулон Эйдану.

– Надень, – сказал он. – Он будет тебя охранять.

Эйдан брезгливо скривился:

– Терпеть не могу цацек!

Вообще-то, он посмеивался про себя, когда подметил, что почти все его футбольные приятели носят кто золотой крестик, кто серебряный оберег.

– Бабушка говорила, амулеты – это суеверие, – пояснил он.

– Суеверие – это то, во что ты веришь, – заметил Эндрю. – А те – они в это верят, потому-то обереги от них и защищают. Возьми.

Эйдан вспомнил разговор с загадочным голосом. «И ты, и другие уже многое сделали», – сказал голос. Эйдан понял, что, возможно, едва не сглупил.

– Ладно, – сказал он и неохотно надел кулон.

И едва он застегнул цепочку на шее, как невольно вздохнул – его охватил глубочайший покой. Напряжение и страх, не покидавшие его с тех пор, как появился Пак, разом рассеялись. – Действует! – обрадовался он.

– Да.

Эндрю тоже полегчало. Решив побаловать себя, он налил глоточек виски и сел, протянув ноги к огню, а Рольф разлегся у его ног. Все-таки очень уютно, когда у камина дремлет пес, даже если это и не пес вовсе.

В тот день миссис Сток расщедрилась и испекла отличный сочный пирог. А пока они его ели, дождь перестал. И после ужина можно было оттащить коробку великанских бобов к дровяному сараю.

Гройль – сильно промокший – уже поджидал их, опершись локтями о крышу. Увидев коробку, он просиял и сам поднял ее и поставил на крышу.

– Что это на тебе? – обеспокоенно спросил он. – У меня от него все чешется.

Эйдан подумал о себе и о ноге Таркина.

– Это оберег, из-за которого мои враги верят, будто им от него больно, – проговорил он. – Тебе не может быть больно, ведь ты мой друг.

– А! – Гройль сунул в рот целый пучок бобов вместе со стручками и стебельками. – Точно, – сказал он, сглотнув с канализационным бульканьем. – Это все обманки. Тебе еще не пора вернуть бумажник?

– Если можно, подержи его у себя, – ответил Эйдан. – Так надежнее.

– Хорошо, – кивнул Гройль. – Заодно повеселюсь.

– Что он имел в виду? – спросил Эндрю, когда они пошли домой.

– Не знаю, – пожал плечами Эйдан и толкнул заднюю дверь. Тут он вспомнил. – Ой, забыл. Хотел показать вам лица в цветном стекле. Покажу завтра, при свете.

Однако Эндрю решил не откладывать, притащил из кабинета большой фонарь и заставил Эйдана встать снаружи и светить в стекло. Эйдан терпеливо стоял, слушая, как мерно чавкает Гройль за углом, а Эндрю в кухне глядел и дивился. Вот опять – ведь дед и об этом рассказывал, а Эндрю совсем забыл. Помнил только, что витраж надо зачем-то беречь.

«Там видны двойники из моей области попечения, – говорил старик Джослин. – Пока что их у нас только два».

И правда – тогда, при Джослине, Эндрю различал только два лица: миссис Сток в оранжевом стекле слева вверху и мистера Стока в красном, справа внизу, да и тогда не был уверен, что ему не мерещится. А теперь он отчетливо видел целых шесть лиц, и у всех у них наверняка были двойники среди народа мистера Брауна. Яснее всего Эндрю видел Таркина в лиловом стекле. Гномообразное лицо Таркина смотрело на него из гущи ветвей, и ветви эти качались на ветру: на заднем плане бушевала гроза. Однако и Рольфа в желтом стекле внизу было видно почти так же ясно. Значит, Рольфа надо считать за человека. Кто же его двойник? Неужели пес Охранника? А вот и Шон в синем стекле – или это Гройль?