Но все же, держа путь к купеческому кварталу, я не мог не заметить и первые приметы упадка. Если присмотреться внимательно, то и храмы, и крепостные стены, а особенно частные дома – все они понемногу ветшают, то там, то тут видны плохо замазанные щели да обвалившаяся облицовка. Торг на центральной площади города пусть и был шумен и богат, но что-то самих византийских купцов, равно как и местных покупателей было совсем немного, в основном шла меновая торговля между самими купцами, попавшими в Херсон с разных сторон света. Наконец, на лицах обывателей, да и воинов гарнизона, встретившихся мне на пути, читалось какое-то скорбное выражение, какая-то затравленность, что ли… Причем вояки еще и выглядели как-то блекло, тускло. Если наши дружинники всегда стараются начистить шеломы да кольчуги так, чтобы на солнце блестели, и одеваются не чета простым землепашцам, то греческие стратиоты на вид подобны серым мышам – какие-то неухоженные, замаранные, потухшие… По себе помню, как в подготовительных лагерях перед моей попыткой поступления в академию нас гоняли за внешний вид офицеры. Вроде как нелогично, и многие из нас возмущались – как же так, при чем здесь космический флот и красота? – но по факту опрятность и чистота облика бойцов есть важный показатель организованности и порядка внутри части.

Первое падение Византийской империи в тысяча двести четвертом году предрекли ее смуты и раздрай внутри страны. В сущности, падение случилось бы и раньше, и его морок стал явственно различим уже в тысяча семьдесят первом году, после разгрома при Манцикерте[77]. Но сумевшие взять власть и утвердиться на престоле Комнины[78] остановили разложение и последующую за ним гибель страны на целое столетие. А позже сами привели ее к катастрофе тысяча двести четвертого года… Впрочем, сценарий был всегда один и тот же, что при македонской династии[79], что при Комнинах. Если первые правители династии, как правило, были инициативными базилевсами, успешными полководцами и эффективными управленцами, то по прошествии времени регулярно наблюдалась стагнация, разложение и развращение их потомков. И вместо того чтобы мобилизоваться, бросить все силы на борьбу с внешними захватчиками, сплотиться с собственным народом, византийская верхушка в лице императоров и их приближенных предавалась разврату, утопая в роскоши, отдаваясь лишь интригам и борьбе за власть… Между тем расходы на армию и флот регулярно сокращались, подорвав былую мощь некогда могучего государства, а налоговое бремя на простых людей, наоборот, возрастало в разы. Неслучайно византийский Херсон желал отдаться под руку Ростислава.

Сейчас же империей правит Константин Дука, классический правитель поздней династии. При нем были похоронены все благие начинания предшественника, Исаака Комнина, пытавшегося прижать аристократию и реформировать ослабевшую армию. Дука же грабит собственный народ, а заодно и войско, разлагая его изнутри.

Я был уверен, что в древнем Херсоне, неизменно портовом городе, найдутся и мастера-корабелы, и опытные кормчие, и гребцы, был уверен, что они с радостью примутся за работу даже за небольшую плату.

Сделав большой глоток сладкого хмельного меда из братины, я отломил крупный кусок еще горячего, истекающего соком верченого осетра и отправил его в рот. Как же вкусно…

Горислав, голова русской купеческой общины Херсона, довольно улыбнулся:

– Ну как, варяг, тебе наше потчевание?

– Благодарствую! Я такие яства только у князя на пиру едал, больше нигде.

Губы польщенного купца вновь расплылись в улыбке, но я поспешил перевести разговор в деловое русло, стараясь не терять времени:

– Так что, сведешь нас с греческими мореходами да мастерами ладейными, а, Горислав? Только на тебя и уповаю, сам-то я не знаю греческого, а между тем без их мастеров…

Голова общины коротко хохотнул:

– Отчего же не свести, отчего же не помочь в беде, воевода? Слышал я о твоей доблести на брани с касогами, слышал и об их разбойных нападениях. Помогу всем, чем смогу, как же не помочь людям-то князя…

Вновь сделав большой глоток меду – какой же вкусный, зараза! – я отставил братину в сторону, а то, боюсь, уже ноги не пойдут.

– И князь твоей помощи не забудет. Но скажи, есть люди-то? Хорошие мастера, чтобы корабль смогли построить?

– А как же, – степенно ответил купец, – конечно, есть. В Херсоне ранее большой флот стоял, это сейчас два панфила всего гавань сторожат… И на верфях корабли постоянно обновляли да чинили. А сейчас людям мастера Калинника едва на хлеб хватает, половина разбежалась. Скажу больше, – Горислав приосанился, – если бы не купеческая милость, если бы мы свои ладьи к нему не гнали на верфи править, то разбежались бы все!

– Куда же флот греческий делся?

– Как куда? Сгнил… – Мой собеседник горестно покачал головой, сожалея пусть и о чужой неурядице. – Корабли ведь не только править надо, но и новые строить. А базилевс нынешний на флот ни злата, ни серебра не тратит. Команды без жалованья разбежались, а корабли погнили. Считай, Царьград голыми руками брать можно…

Я весело расхохотался над последними словами купца.

– Ох, скор ты на руку, голова! Голыми руками брать! Ох, рассмешил… – И уже более мрачно продолжил: – Нам бы самим от касожских морских татей отбиться для начала.