На кладбище было солнечно. Солнце прогревало землю, пробиваясь к тем, кому сейчас холодно. Кто ждет живого тепла. Вот Марина и пришла. Она села на скамеечку и смотрела на два портрета. У нее много невысказанных упреков, но она пришла не для этого. Она задала свой вопрос и долго ждала ответа. Она его получила. «Потерпи, доченька», — сказала мама. А что еще она могла сказать? Но ее голос зазвучал где-то там, под пышными и красивыми волосами Марины, за ее детским и не таким уж заметным косоглазием.

Марина встала, как будто глотнула какой-то волшебный успокоительный и витаминный коктейль, вынула из сумки пакет с пирожками, которые пекла с вечера перед этим свиданием, разложила их на могиле. Пусть прилетят к маме птицы. И к нему. К папе. Только на кладбище она называла отчима папой.

Путь домой был спокойным. Но вдруг откуда-то набежали на солнце серые облака, возникла тревога, и позвонила Василка. Она даже не поздоровалась. Она кричала:

— Марина, Марина, Володимер пропал!

Оказалось, что он куда-то поехал, ничего не сказал ни своей тихой матери, ни Василке, его нет четвертые сутки. В ДТП не попадал, Василка проверяла, в больницах нет, на самолет и поезд билет не покупал.

— Что же я могу сделать? — в ужасе спросила Марина.

— Узнай у Насти. Я чувствую, что он мог поехать только к ней.

— Я не знаю, как спросить… Мы почти не общаемся. Она мне не скажет. Она будет злиться, что я ей мешаю и говорю глупости. Подумает, что я сошла с ума…

— Ты так много уже наговорила. За это время ты могла бы уже получить какой-то ответ. Скажи ей, что его мать переживает!

— Хорошо.

Настя была сонной, она поздно вернулась накануне: отвозила Тарасика в спортивно-оздоровительный лагерь.

— Господи, — сказала она. — Чего вы только с Василкой не придумаете! Только вам такое могло прийти в голову. Мало ли куда Володимер мог поехать? И, скорее всего, он сказал маме. Но у нее плохо со слухом. Василке он докладывать не обязан. А мне… Честно, Марина, я даже не сразу сообразила, о ком речь. Как он мог приехать ко мне, подумай? Без звонка, без моего согласия. У меня муж только что ушел на работу. А я вчера весь день была с Тарасом, ночью приехала. Выпей валерьянки. Как у тебя дела?

— Хорошо. Ходила к маме с папой.

— Молодец. Я обязательно тоже вырвусь. Ты часто ходишь, передавай им от меня привет. Я их люблю.

«Я ИХ люблю», — так выразилась сводная сестра.

Марина позвонила Василке, передала то, что сказала Настя.

— Она, может, и не сразу сообразила, да он не забывал. Я его знаю. В общем, буду звонить. Ты, пожалуйста, тоже.

К дому Марина бежала под проливным ливнем. Она радовалась ему, как освобождению. Только не эти тревоги, воспоминания, не этот страх. А вдруг действительно что-то случилось?

Она успела сбросить мокрую одежду, прогреться в горячей ванне. Успела выпить очень горячий чай с лимоном, съесть пирожок с капустой… И тут раздался звонок. Номер незнакомый, ей ведь никогда не звонил Володимер, у нее и телефона его не было. А это был он. От звука его голоса, от его акцента она сразу попала на костер.

— Здравствуй, Марина, — сказал он, этот мужчина Василки, такой ненадежный, такой неправильный. — Я в Москве.

В костер упало сердце Марины. Безумная надежда, кажется, его выронила из рук.

— Ты хочешь приехать ко мне? Но тебя ищут. Мама, Василка. Почему ты им ничего не сказал?

— Я думал, что быстрее вернусь. Но Насти вчера до вечера не было дома. Я ночью не мог звонить ей домой. Только сейчас она нашлась. Возила Тараса в лагерь. Марина, да, я хотел бы приехать к тебе. Если она согласится. Она не пойдет со мной в гостиницу. Ей нельзя, узнает муж…

Сердце, вспыхнув в костре, превратилось в обожженную, черную шкурку.

— Да, конечно, — ответила она. — Если Настя захочет. Мне уйти? Я могу пойти к подруге.

— Да нет, — ответил Володимер. — Мы тебе не помешаем. Выделишь нам какую-нибудь маленькую комнату, далеко от тебя. Ты же одна… Настя может со мной встретиться только вечером. А ее муж собирается после работы поехать к Тарасу. Повезет ему запасную теплую куртку, обещали дожди и похолодание. Но к ней домой нельзя. Соседи увидят.

Какой страшный, безумный, циничный, развратный кошмар. И эта простота, с которой Володимер все разложил по полочкам. Да уж, простота хуже не только воровства. Она бывает хуже убийства.

— Хорошо, — сказала Марина. — Только ты должен мне точно сказать, когда вы приедете. Мне надо убрать, погладить постельное белье, что-то приготовить.

— Готовить не нужно, — деловым тоном прервал ее Володимер. — Я привез вкусные вещи. И вино, фрукты. Тебе понравится.

«Какие сомнения? Уже понравилось», — подумала Марина и принялась за уборку. Все валилось из рук, но она вытягивала перед собой свои маленькие ладони, смотрела на тонкие, почти детские пальцы, которыми когда-то играла на скрипке, но бросила, — и давала им команду: работайте. И она гладила им белое постельное белье, которое пахло воздухом, домом и мамой… Но что-то главное, что-то такое она должна сделать, должна успеть. Никак не сообразит. Василке позвонила, попросила передать матери Володимера, что он жив и в Москве. Что дальше, зачем приехал, сказала, что не знает. Он просто позвонил. Может, заедет. И тут она поняла, что нужно сделать. Это еще циничнее и развратнее, чем их поведение, но она так долго берегла свою чистоту, что к ней грязь уже не пристанет. Пристанет — сунет себя в стиралку вместе с их греховным постельным бельем.

Марина позвонила своему выпускнику в Москву. Игорю Сушкову. Сказала, что у нее проблема. Подобрала больного котенка, он в клинике, ей завтра его забирать, долечивать, но его нужно изолировать. Она спит в маленькой комнате, смежной с кухней, а котенка хочет оставить на ночь в кухне. Но дверь открывать нельзя, он заберется к ней, а у него лишай и глисты. Но она должна за ним наблюдать: ему может стать плохо.

— Легко решаемый вопрос, — сказал Игорь. — Сделаю вам окошко, будет даже красиво.

У Игоря были золотые руки. Он быстро приехал и все сделал. В том, что в маленькой комнате, где стояла большая кровать, застеленная свежим бельем, они не выключат ночники, Марина не сомневалась.

К ней хотела приехать вечером подруга с мужем, но Марина болеет: простудилась под дождем, когда шла с кладбища, и рано ляжет спать. Она открыла дверь Насте и Володимеру, и сердце вопреки всему обрадовалось им. Сестренка, младшая, сероглазая, маленькой была такая серьезная. Володимер, такой открытый и радушный, он приехал из другого лета, более яркого и счастливого. Но от волнения Марина не могла рассмотреть их хорошо. Только детали. Это были убийственные детали. Настя была не накрашена, ни капельки. Как у себя дома перед сном. Она не хотела тратить время на то, чтобы умываться. Для другого приехала, она спешит это получить. Получить мужчину, который без нее по ней с ума сходил два года, а она утром не могла сообразить, о ком речь. Володимер… От него просто слепило глаза. Марина видела только шоколадные руки, от которых жар чувствовался на расстоянии, и взгляд… Другой взгляд, не тот, который она помнит. Его светло-карие, ореховые глаза смотрели требовательно и нетерпеливо с загорелого, нестерпимо мужского лица. Марина увидела себя где-то на краешке его радужки. Он по-хозяйски стал накрывать стол, сам все находил, как будто он здесь не впервые и не на одну ночь. Рвал хлеб, разливал вино.