— Ну, раз ты знаешь, — Елизавета почти улыбнулась. — Я побежала к Оле, Паше уходить.

Сергей закрыл за ней дверь. Рафаэл.

Конечно, он его знает, Рафаэла Абаляна. Как его не знать? Человека коварного, настойчивого и сильного. Он достиг немалых успехов в науке, но времена изменились. Ученый — это не тот, которому грозит стать хозяином жизни. А он хочет быть хозяином. Стал открывать интересные фирмы, в коммерческой деятельности которых с бухты-барахты не разберешься, спонсорство научных учреждений, продвижение ученых, контроль над их работами, в результате бизнес с необозримыми перспективами. И по факту много рабов — от рядовых ученых до академиков. И вот для разнообразия стал устраивать конкурсы красоты. Сергей четко увидел его внешность. Как-то раньше не было повода рассматривать, знакомство шапочное. Но видел, отложилось изображение. Невысокий, совершенно лысый мужчина, немигающие глаза за толстыми линзами очков. На кого-то смахивает сильно. Ну, на кого? На Берию похож, как пел Высоцкий. Мог так страшно пасть? Мог. Стопроцентно. Когда дела идут так, как хочется, когда хочется держать все под контролем, может появиться сладкая мысль — гасить маленькие солнышки. Дать немного посиять, расчистить для них небосвод, а потом погасить. И чтобы жили без него, уже погасшими. Или не жили. Версия номер один.

Сергей еще немного походил по квартире, тут пришло с прогулки семейство, выпало счастье со всеми поговорить, все узнать. Ребенок и собаки рассказывали новости по-разному и одинаково. Потом выяснилось, что кончились сигареты, захотелось пива, и Сергей вышел из дома. У подъезда оживленно судачили о чем-то соседки. Тут к гадалке не нужно ходить: говорят об Оле.

— Сереженька, — бросилась к нему Рита. — Вот ты нам расскажешь, что случилось с Олечкой, да?

— А что случилось с Олечкой, Рита? Ты просила, я зашел, спросил. Все нормально. Проблема со здоровьем, но она решаемая.

Он хотел сказать, что у семьи Оли проблемы с деньгами, что нужно бы скинуться по-соседски. Но отчетливо увидел, как все эти тетки тихо развернутся и уйдут с непроницаемыми лицами. А среди них есть вполне состоятельные. Бедная одна Рита. Вот она и начнет шарить по своим растянутым карманам в поисках какой-нибудь купюры. Найдет вряд ли. «Так что не пошли бы вы, — завершил свою организаторскую мысль Сергей. — Обойдемся».

— Странно вообще-то, — сказала одна соседка. — Я видела полицию. Олю увозила «скорая». Сережа, ты зачем из нас дур делаешь?

— Значит, я не в курсе. А что, других проблем в доме нет? Знаменательных событий? Я как-то выпал из всех тем, а жена уехала.

— Есть, — радостно сообщила Рита. — Лидия Петровна из первого подъезда гуляет с Андреем Анатольевичем из второго. Ей восемьдесят четыре года, ему восемьдесят один. Он ей читает стихи. Он сам пишет. Я тоже пишу стихи.

— Я видела ее с этим старикашкой, — прошипела Зинаида, мать долларовой миллионерши из Хьюстона. — Ужас!

— Почему ужас? — удивилась Рита. — У них такие белые волосы, у Лиды были такие светлые глаза. Сейчас она носит темные очки. Чтобы ничего не видеть.

— Но у него есть жена, Рита! — зашлась в праведном гневе Зинаида.

— У Анны Карениной тоже был муж, — сообщил Сергей.

— Но там другой возраст! — Зинаида зеленела на глазах.

— Ну, тут уж как кому повезет, — невозмутимо заметил Сергей. — Кого-то и поезда обходят.

Он убил ее, завистливую Зинаиду. И подумал, насколько серьезна версия номер два. Зависть. И, к сожалению, тут нельзя ограничиться только соперницами по конкурсу. Те как раз побоялись бы в первую очередь. За себя. У них впереди другие конкурсы. Зачем так рисковать, даже если они полные злыдни? Это может быть кто угодно. К примеру, тихая и смиренная в поступках Зинаида. Которая всегда знает, как надо, покупает мешками лекарства, чтобы глушить свою зависть ко всем. У нее дочь-миллионерша, конечно. И вообще нормальная девушка, третий богатый муж-американец. Но она не побеждала на конкурсе красоты. У нее никогда не рассыпались по плечам белые-пребелые волосы, не сияли так глаза, ее не называл солнышком совершенно посторонний олигарх. И никто на нее не подумает, если она кому-то заплатит, чтобы тот кому-то заплатил… и так раз пятнадцать. А дом большой. И всех соседей Сергей даже не знает, хотя живет здесь с детства.

Нет, Зинаида отпадает. Никогда не решится на очевидное и разоблачаемое в идеале преступление. Да и ненависть к девочке все же, наверное, исключена. Это неправильно даже по ее раскладу. Не любит, конечно, но не может подумать о таком…

И тут возникла другая мысль. Третья классическая версия — месть. Оле могут так отомстить бывшие одноклассницы или однокурсницы. Придумать такую казнь, а потом разъехаться на каникулы. Просто так. Чтобы не была такой. Оля, как и положено девочке не такой, как все, невольно держится особняком. Сверстники подобного не прощают.

Есть и еще, возможно, более серьезная версия. Кто-то мстил не девочке, а Елизавете.

Елизавета работала акушером на «скорой». Ее сократили в целях экономии. Экономии на жизнях. А на чем еще? Предложили написать заявление о переходе на должность медсестры. Это не такая уж большая разница по деньгам, но для серьезного, узкого профессионала просто человеческое унижение. Сергею рассказывали, что теперь на роды дома, на улице, в машине — в острых условиях — выезжает фельдшер, специалист широкого профиля, акушерство в его образовании — это капля в море по сравнению с тем, что знает и умеет такая опытная и умеющая Елизавета. А она сидит дома. И, говорят, ей звонят с этих экстремальных родов, и она консультирует по телефону бесплатно.

Это тяжелая профессия. У самого умеющего акушера есть процент смертей. И кто-то мог обвинить ее. Так обычно и бывает. И смотреть, как растет у нее самой чудесная девочка, как поступает в институт, как побеждает на конкурсе красоты. Чье-то сердце могло не выдержать этой последней капли.

В общем, полиция, конечно, кого-то найдет, если будет искать. Но опередить ее и поставить перед фактом своей ущербности — долг частного сыщика, который живет в подъезде с жертвой преступления и не таскается винтить мирных людей за плакаты: «Миру мир». Не отвлекается от миссии.

— Здравствуйте, Сергей, — раздался рядом мелодичный женский голос.

— Добрый день, — ответил Сергей, понимая, что, к своему стыду, понятия не имеет, кто такая эта добродушная соседка, поскольку держит на поводке явно бывшеприютского полуовчарика. — Прошу прощения, не помню вашего имени.

— Вы меня не знаете, — рассмеялась симпатичная блондинка. — Меня зовут Лариса, живем мы в одном доме, наверное, всю жизнь. Просто я училась в английской школе в центре. Потом училась за границей. И вообще, я не Шерлок Холмс, чтобы меня все знали. Гулять стала рядом с домом, когда вот это чудо притащила из приюта. Он — Стив.

— Очень приятно познакомиться с вами обоими.

— Стиву тоже приятно с вами познакомиться. С вашими собаками, сыном и женой он уже знаком. Я на минутку вас задержу. Ждала, пока разойдется наш бабий профсоюз. Не хотела при них. Я знаю, что с Олей, вы, конечно, тоже, раз Рита сказала, что ходили к ним. Я видела, как это случилось. Метнулись из-за угла две фигуры. Вроде бы подростки, могли быть худые взрослые парни. Не рассмотрела… Как их теперь друг от друга отличишь? Джинсы, черные кофты с капюшонами. Если бы знать. И тут Оля подходит. Я хотела с ней поговорить, Елизавета просила меня помочь ей с английским. Из-за меня, получается, они успели. Оля не сразу закричала, я не сразу поняла. Пока звонила Лизе, в полицию, мерзавцы исчезли. Но я смогу, наверное, узнать. Теперь смогу. Знаете, я спокойный и мирный человек, но меня трясет по ночам. Я что-то вспоминаю… Как мне кажется. Когда Олю привезли из больницы, она шла и закрывала лицо руками. Не упала, потому что ее вели Лиза и Паша. Как тяжелого инвалида вели. Такого ребенка.