опять в баню и под веник; опять выскочил и в воду, по заветному русскому обычаю, который закалил здоровье наших отцов и дедов. Отчего же и не быть бане тут и отчего же не делать этого!..

Но вот и Албазин — 48 семейств, 40 домов, нечто солидное и серьезное. Станица хотя и существует только три года, но глядит большим и людным селением. Поселенцы — большей частью казаки с Шилки (из Горбиц и Усть-Черной); недавно пришли два «сына» гарнизонных из Благовещенска и поселены у более достаточных казаков. Нужды одни и те же: «перебиваемся, говорят, кое-как, а жить тяжело».

Послали на Шилку за хлебом.

— Как же перебиваетесь? — спрашивал я их.

— Да займуем друг у друга.

— А не отказывают вам богатые-то?

— Пошто же они будут отказывать, когда сами видят, что у нас ничего нет. Дают мало-мало.

Лица казаков имеют еще некоторую приятность в чертах, особенно те, которые выселены с Шилки (аргунские уже пропадают). Но вообще казаки пользуются хорошим здоровьем; хворали они только по весне и осенью, когда приводилось им по целым суткам стоять по пояс в воде — помогать казенным, севшим на мель, баржам и потом платиться за то ногами и страдать тифом. Особенных, новых характеристических видоизменений известных болезней не замечено. Ребятенки хворают лихорадкой (хина помогает). Ссыльнокаторжных поражает очень часто цинга, казаков — редко.

Положение Албазина довольно счастливое. Позади его идет широкая и пространная равнина в огромную даль (лес начали вырубать). На китайском берегу впала в Амур река Албазиха, необыкновенно быстрая, достаточно рыбная. Туда орочоны (живущие подле Албазина, в береговых юртах) ходят за промыслами; ловят хорьков, белок и лосей, соболей мало, но зато албазинские соболи почитаются лучшими во всей Сибири.

Большая и главная часть нынешней станицы выстроена внутри тех укреплений, которые построил выходец из Великого Устюга, Хабаров. Несколько нынешних домов лежат позади этих укреплений отдельной слободкой. Укрепления до сих пор изумительно хорошо сохранились и во рвах, и в насыпях. Два рва и между ними высокая, неправильной формы насыпь, начинаясь на самом берегу Амура, справа от селения, тянутся в гору. Там (в не вырубленном еще лесу) насыпь и рвы поворачивают влево и, обходя кругом станицы, справа ее выходят снова на берег реки. Здесь в этом месте (в левом конце станицы) возвышается над рекой новый вал, по-видимому, насыпной. Это — собственно городок, последнее место защиты наших казаков. Городок господствует над всей станицей, так что второе укрепление правильнее нужно называть нижним. Место для него, по одним, выбрано казацкой дружиной, посланной нерчинским воеводой в 1658 г., а по другим — гораздо раньше, в 1652-м, занято самим Хабаровым как уже готовое, и именно, после упорной защиты этого места маньчжурским князем Албазой. Пока Хабаров ходил с товарищами вниз по Амуру для новых завоеваний — Албазин был оставлен. В 1665 г. он вновь был занят и возобновлен одним из искателей сильных приключений, беглым поляком Никифором Черниговским. Он возобновил острог в виде крепостцы (13 саж. ширины, 18 длины), имевшей две башни на стене, обращенной к Амуру, и одну с воротами на нагорной; внутри сделаны были кладовые. Жилища находились под горой и именно там, где теперь стоит наша станица. В 1685 г. явилось к городу маньчжурское войско, и Албазин снова был оставлен. 25 человек ушли к маньчжурам и увлекли с собой священника Максима Леонтьева. Нерчинский воевода Власов в июле месяце того же несчастного года послал сюда немца Афанасия фон Бейтона, который и привел с собой нарочно для Албазина сформированный в Тобольске шестисотенный казачий полк. Этот-то Бейтон и соорудил тот вал вместо острога, приметные остатки которого идут четырехугольником кругом настоящей станицы. Вал этот имел в основании 4 сажени, 3 саж. в вышину и скреплен был кореньями и дерном. Округлость той стены вала, которая обращена на реку, хорошо сохранилась; с вала этого ясно видна между зеленью противоположного острова китайская батарея (в горе городка выкопаны недавно ядра, брошенные этой батареей). В самом городке, отступя несколько шагов от речного берега, приметна яма, как думают, остатки казачьего колодца; в гору — к стороне леса — кирпичная яма; тут был, но всему вероятию, пороховой погреб (кирпичи изумительно сохранились и необыкновенно прочны до сих пор). К стороне вновь строящейся церкви и подле нее заметны следы землянок, в которых жили албазинцы в июле 1686 г., когда под городом явилось восьмитысячное маньчжурское войско и когда все дома, находившиеся вне крепости, были оставлены и сожжены. Нынешнюю станицу пересекает почти на две равные части сухой и глубокий овраг, по которому на то время, может быть, протекал ручей. Маньчжуры, как известно, повели траншеи, окопались рвом и прикрылись деревянной стеной, которую, однако, русские уничтожили. Тогда-то маньчжуры и насыпали тот вал, остатки которого (и вместе со рвом) так хорошо сохранились теперь, несколько отступя и против остатков русских укреплений. (Маньчжурские укрепления сохранились лучше русских.) 1 сентября 1686 года неприятель решился на приступ, но был отбит с жестокой потерей. Маньчжуры повели осадные работы и вели их с таким искусством, что способны дивить и в настоящее время опытных инженеров. Русским, как известно, не благоприятствовали обстоятельства. Толбузин был убит ядром в первые дни осады (его место заступил Бейтон); в крепости от сырых землянок распространилась цинга. Недостатка в съестных припасах на 736 человек, невидимому, не было, если принять в расчет то, что еще до построения городка Толбузин озаботился снять с полей весь хлеб, не уничтоженный маньчжурами после второго оставления Албазина русскими (хлеба насчитано было тысяча десятин). Когда маньчжуры прослышали, что в лагере открылась цинга, то предложили своих лекарей, но Бейтон лекарей не взял, а для доказательства избытка в провизии послал в неприятельский лагерь пирог весом в пуд. Осада продолжалась с ноября по май 1687 г. Маньчжуры сначала отошли от города на четыре версты, а вскоре и совсем оставили осаду. Русские начали было уже строить дома, когда было объявлено им о трактате, заключенном в Нерчинске 27 августа 1689 года. По смыслу этого трактата, русские, как известно, обязаны были очистить Амур и оставить Албазин. Все они переведены были в Нерчинск. Туда же отвезены были и образа. Несколько икон хранится в старом городе; три — в новом соборе. Образ Ильи пророка находится на Шилке в часовне станицы Боты и принесен туда одним из албазинских жителей, потомки которого, Выходцевы, до сих пор живут в Ботах. Остальные защитники рассеялись по разным деревням