Осознав количество незамужних дракониц, я приуныла.

Владыка — нет. Стоически приняв информацию к сведению, он вернулся к допросу:

— По какой причине вы столь страстно желали меня видеть?

Подняла на него вопросительный взгляд.

— Вы бежали. Стремительно. Быстро. Спешно. Теряя связь с реальностью из-за усталости. Не реагируя на вмешательство в ваше восприятие мира. Торопливо… — И язвительно полюбопытствовал: — Еще эпитетов подбросить или достаточно?

Покраснев от возмущения, я прошептала:

— Достаточно.

— Точно? — издевательски вопросил он. — Вы знаете, я бы мог продолжить. Так в чем причина, госпожа Радович?

После его высказываний просить о чем-либо было не слишком комфортно, но, набравшись смелости, я выпалила:

— Не убивайте магов, пожалуйста!

Черная бровь дракона вопросительно поднялась. Но уже в следующий миг он задал вопрос:

— Вы успели добежать до «Весенней капели», так?

Я кивнула, и выражение лица Владыки стало жестким, затем последовал такой же ответ:

— Нет.

В смятении я подалась вперед в кресле и начала быстро говорить, боясь, что он меня перебьет:

— Но так нельзя! Они ведь ни в чем не виноваты, а вы… вы лишите их магии! И это все, понимаете?! Для нашего мира это уже приговор! Они не смогут стать магами, они…

— Довольно! — слегка повысил голос Владыка.

Но этого оказалось достаточно, чтобы мне испуганно притихнуть.

И мы сидели в полнейшей тишине, мрачной и напряженной, а я чувствовала, что вот-вот расплачусь. И при этом понимала — мне нечего предъявить Владыке. Совершенно нечего. По факту, он мог заявиться в каждое образовательное магическое учреждение и провести ритуал сжигания прямо на месте, использовав как первого попавшегося мага, так даже и главу этого учреждения, и ему никто слова бы не сказал, потому что драконы имели право на все… Имели право даже появиться в столице и начать убивать направо и налево, не заботясь о численности жертв. И, учитывая все это, я отдавала себе отчет, что дракон поступил максимально целесообразно и постарался обойтись как можно меньшими жертвами, но в то же время… он ведь отберет последнюю надежду у тех, у кого и так мало чего в жизни было хорошего.

И тут Владыка тихо произнес:

— Милада, я сделал все, чтобы нанести минимальный ущерб. И даже то, чему будут подвергнуты отщепенцы от каждой магической конфессии — так же действие, призванное сократить количество жертв. Мы постараемся провести исследование в щадящем режиме, и это единственное, что я могу ответить на вашу не полностью высказанную просьбу.

С трудом сдерживая слезы, я кивнула и опустила голову… И куда, спрашивается, бежала? Что хотела успеть совершить? Спасти тех, кого бросили на алтарь «минимального ущерба»?! Глупо же. И сама понимаю, что глупо. И только один вопрос остался:

— Когда ритуалу подвергнут меня?

На дракона я в тот момент даже не смотрела, пытаясь… в целом пытаясь просто смириться. Тем невероятнее было услышать:

— Никогда.

Вздрогнув, я осторожно подняла голову и взглянула на Владыку. Он ответил мне пристальным взглядом серебристо-изумрудных глаз, усмехнулся и пояснил:

— Благодарите древнего, Радович. Пока на вас браслет, я не могу подвергнуть вас подобным ритуалам.

Я это помнила, но также помнила и то, что Владыка собирался снять его через несколько дней, а несколько дней никак нельзя характеризовать термином «никогда».

— Что? Размышляете над несоответствием ранее мною заявленного и только что сказанного? — проявил удивительную проницательность дракон.

Я неуверенно кивнула.

Едва заметно усмехнувшись, Владыка сообщил:

— Есть одна проблема, госпожа Радович: браслет можно снять спустя пять суток только при условии отсутствия чувств в отношении условной «невесты».

С сомнением глядя на Владыку, я все пыталась понять, о чем он говорит, к чему вообще все это и…

И тут дракон милостиво добавил:

— К моему великому сожалению, госпожа Радович, вы вызываете у меня чувства.

Я?! Да этого быть не может. Кто я и кто… дракон. Он — могущественный представитель народа, который способен практически на все, и я — невзрачная сирота без роду и племени. Чувства?! Да им просто неоткуда взяться!

— Вы не можете испытывать ко мне никаких ч-ч-чувств, — чуть заикаясь, но вполне уверенно произнесла я.

— Ну почему же, — изумрудные глаза чуть прищурились, — вы действительно вызываете у меня крайне разнообразный спектр чувств и эмоций…

Я изумленно смотрела на него.

— Разнообразнейший спектр, — продолжил Владыка, насмешливо глядя на меня, — от щемящей жалости до безумного раздражения!

У меня рот приоткрылся… А потом закрылся, ну, собственно, потому, что в принципе да, ничего иного я у дракона вызывать точно не могла. И, улыбнувшись своей наивности, я вернулась к главному вопросу:

— То есть, пока вы будете сжигать всех, меня не тронете?

— Нет, — отчего-то нахмурившись, произнес Владыка.

— Но так нечестно, — прошептала я.

Проигнорировав мое замечание, дракон внезапно произнес:

— Вы улыбнулись. Почему?

Несколько растерявшись, я переспросила:

— Что?

— Касательно моих чувств — вы улыбнулись. Что вызывало у вас улыбку? — несколько напряженно спросил он.

Пожав плечами, искренне ответила:

— Моя наивность.

И, сделав глубокий вдох, выпалила:

— Послушайте, так нельзя. Если вы подвергните ритуалу сожжения остальных, то и я… меня тоже нужно. Иначе получается как-то совершенно несправедливо.

Высказав это, робко посмотрела на Владыку. Дракон молча смотрел на меня несколько долгих томительных секунд, затем спросил:

— Какое вам дело до них, Милада? Вы ни с кем из людей не сошлись за время пребывания в «Весенней капели». Более того — ни с кем даже словом не перемолвились, и тут столь нелогичное «пустите меня на плаху со всеми, так по справедливости будет»! Это не справедливо, это глупо, госпожа Радович. Предельно глупо.

Он поднялся из кресла и, направившись к двери, бросил напоследок:

— На вашем месте я бы не покидал пределов моего замка. Исключительно в целях заботы о вашей безопасности. Что касается Воронира — Долина переведена в боевой режим, соответственно, если маг еще здесь, он будет обнаружен в течение нескольких дней.

* * *

После ухода Владыки я некоторое время сидела все там же, в кресле, забравшись в него с ногами и обняв колени. На душе было муторно и тяжело, а все мысли… Все мои мысли были с пленниками и тем несчастным, что так жутко кричал тогда… Я ведь здесь, мне тепло и даже комфортно почти, а для него каждое мгновение наполнено болью и отчаянием…