не представлял. И, если даже Василиса ему бы поверила, есть ещё её родители, есть ещё земляки, которым правду сказать он не может. Это бы погубило сестру.

Вот и жил — не тужил, пока не повстречал Лябзю.

Ох, и обрадовался он сперва, увидев востроносое лицо забавной тётки. Поговорил, вспомнил земляков. Так бы и расстались, чтобы больше, возможно, никогда не встретиться, если б не последние слова Лябзи. Острыми иглами впились они в сердце, прогоняя улыбку даже при виде хорошеньких девок, заглушая смех в минуты, когда в гриднице пировали и веселились, прогоняя сон, когда товарищи безмятежно спали рядом.

Нет, не так дела сердечные решаются. И не ушёл он из Берёзового Кута, а сбежал как тать. Защищая сестру, совсем не подумал о своей любимой. И не будет покоя ему, если не разрешит вопросы, как мужчине следует.

Совсем уж было собрался он в родное селение, как беда у князя случилась, сынок маленький пропал. Как? Куда? Кто похитник? Княгиня от горя слегла, не ест, не пьёт. Князь с дружиной верной с ног сбились. Стали соображать, что те разбойнички неспроста напали тогда на княжескую супругу. Знать не драгоценности они хотели себе добыть, а маленькое дитя похитить.

А тут ещё неожиданно дядька Ивар с Ланом в город прибыли. Новое огорчение обрушилось на Еремея. Ночью обдумал молодец, как быть. И порешил.

Утром пришёл к князю, поклонился, и отпросился в дальнюю, неведомую дорогу. И обещание дал, что, где бы он не оказался, узнавать в пути, разведывать, нет ли слухов о княжеском дитяти. Долго раздумывал князь. Но отпустил. «Кто знает пути-дороги человеческие? Может, и пересекутся ещё раз твоя, добрый молодец Еремей, и сыночка моего ненаглядного свет-Илюшеньки».

Закрутилось — завертелось, и вот уж Еремей шагал по тропе, где недавно проходила его суженая. Следы Василисы то терялись, то вновь представали его зорким глазам.

Для ночёвок останавливался в тех же местах, что и Василиса. И Василисин двухдневный переход он преодолевал за день. Для этого ему приходилось изрядно потрудиться — прошагать, но усталость растворялась в сладком чувстве, что несколько ранее на этом же самодельном лесном ложе спала его милая.

Синюю ленту, которую он нашёл на лесной тропе во второй день перехода, он каждую ночь клал под щёку, и ночи его были полны уюта и нежности, которые он не испытывал ранее никогда.

64

На этот раз, откинув крышку лешего колодца, ребята ожидали более интересное зрелище, но увидели себя. Своё отражение, и ничего похожего на предвидение. Хоть прямо поглядеть, хоть через левое плечо, хоть через правое, на всякий случай, — ничего. Две белобрысые, чуть взлохмаченные головы и блеск листьев сверху. Устав от созерцания собственных отражений, они вспомнили про выход на «тот» свет и перефокусировали взгляд к другой цели. И тут кое-что оказалось поинтересней.

— Глянь-ка, вроде на другом месте.

— Да это не тот камень. Тот был чёрный, а этот какой-то белый.

— Ага. Пошли, а то и так долго уже здесь торчим.

Некоторое время шагали молча, пытаясь понять, что же находится на дне.

— Может, леший что положил?

— Ты что, дурак? Будет леший в колодец что прятать. У него, небось, целый лес — прячь, где хочешь.

— Ага, в лесу спрячешь, а потом сам забудешь. Вон тут сколько всего.

— Леший не забудет.

— А зачем ему колодец?

— Пить, знамо дело. Зачем же ещё?

— А-а-а.

— Тише! Слышишь?

— Кто-то скачет.

— Прячемся!

Едва ребята успели нырнуть в кусты, как на дороге показались всадники. Они быстро проскакали мимо.

— Чужие!

— Я видал их уже раньше, Малой. Они разговаривали с пастухом.

— Айда за ними!

Ребята выскочили на пустую уже часть петляющей дороги и бросились бегом, чтобы не отстать от незнакомцев. За поворотом вновь увидели их.

— Смотри, спешились. Без коней в колдыбань направляются.

— Ну да, там густые деревья, там лошади не пройдут.

— Один с лошадьми остался. Пойдём в обход, а то заметит.

— Побежали.

На этот раз ребята не стали тратить время на то, чтобы обуться, они забыли о своих страхах перед нечистой силой, страх за своё селение, настороженное отношение к чужакам — эти чувства заставляли сломя голову нестись сквозь дремучие дебри, впрочем, стараясь делать это максимально бесшумно.

Малой схватил приятеля за руку:

— Стой! Вон они.

Ребята теперь пробирались медленно, пытаясь нормализовать дыхание. Чужаки остановились, стали непонятно копаться в лесной подстилке. Вдруг подняли целый буро-зелёный пласт.

— Тайник?

— Глянь, полезли. Там землянка.

— Пошли поближе.

— Нет, опасно. Заметят. Давай здесь подождём.

Ждать пришлось долго. На этот раз вылезли трое. Третий, видать, в землянке был. Стали негромко переговариваться. Ребята старались не пропустить ни единого звука. К сожалению, до их ушей доносилось не всё.

— … приказал… тут опасно… близко… пойдём дальше… вёрст на пять… уже всё готово… как змеёныш?

Вылезший третий мужик стал что-то рассказывать, но его глухой голос показался ребятам совсем неразборчивым.

Тут один из приехавших нагнулся в землянку, закричал:

— Скоро? Давай шевелись.

— Иду!

Теперь из землянки вылезла баба со свёртком на руках.

— Давай подержу, — протянул руки один и взял ношу, помогая бабе выбраться наружу. Тут же послышался плач.

Ребята даже присели от неожиданности. Так вот кто оказывается ревел! Детёнок! А они напридумывали всего! Но не время отвлекаться. Стали вновь наблюдать.

Баба вылезла.

— На, угомони змеёныша, — мужик грубо выругался и передал детёнка бабе. Та молча взяла.

— Пошли.

— Куда? — спросила баба.

— Куда надо.

Мужики и баба пошли в глубь колдыбани.

Ребята подождали, пока те скрылись за ближайшими зарослями и переглянулись.

— Надо идти за ними.

— Да, пошли.

Следующие два часа ребята следовали за чужаками, пытаясь сохранять оптимальное расстояние. Те шли небыстро. Ребята обулись. Когда поняли, что могут не найти обратный путь, стали примечать дорогу. Солнце уж клонилось к западу, когда те, наконец, остановились. Разговоров уже не было слышно, но ребята видели, как провожатые вдруг беспокойно стали озираться по сторонам, даже поспорили о чём-то, размахивая руками. А потом вышли на небольшую поляну, и под старой высокой сосной подняли ещё одну крышку — вход в землянку. Ребята подождали, пока они все в ней не скрылись.

— Всё. Айда домой. А то уже поздно.

— Айда. Только дорогу запоминай, на всякий случай.

— Понял. Погнали.

65

— Куда ты, доченька, на ночь глядючи? — выскочила за калитку Пыря, хватая Агнию за руку.

— Скоро буду, — отмахнулась та.

— Да завтра ведь рано вставать, — не унималась мать.

— Ну и что? Встану.

Пыря отстала, посмотрела вслед дочери, потом повернула к