– О чем вы, Ваше величество? Рабы составляют девяносто девять и девять десятых населения вашей державы. Если мы будем сжигать хомуты всех сервов при приближении армии восставших, вы скоро лишитесь жителей.

– О, неважно! Сервы производятся в храмах так же, как сахар и кирпичи. Наделаете еще.

– Да, но мы производим их не бесплатно. Шательены, в течение десятков лет приобретавшие сервов для личных нужд, в школы и в поместья, платили за них! Миллионы рабов Эшвена – это миллиарды золотых солидов, это собственность дворянства. А какие затраты энергии! А сколько синтетической массы! К тому же возможность производства клонов внутри храмов весьма ограниченны. И если мы уничтожим всех рабов в том же Боссоне, понадобятся десятки лет, чтобы восстановить их прежнюю численность.

– И вы считаете, что для шательенов лучше, когда их вешают на деревьях, чем когда их лишают собственности?

– Именно! Большинство шательенов могут воспользоваться страховкой на воскрешение. Смерть для них означает лишь возможность очнуться в одном из храмов Господа в новом молодом теле.

– И заплатить за такое воскрешение нашей любимой церкви?

– Именно так.

– То есть для вас это бизнес?

– Для нас это разумная экономия, сир. И минимизация затрат… – Кардинал поерзал на ложе и поменял положение тела. – Поверьте мне, Ваше величество, это самый разумный вариант действий. Сервы не организованы и, если мы сможем добиться военного поражения их армии, то без труда наденем новые ошейники на тех рабов, кто снял их к этому моменту. Положение будет восстановлено, казненные восставшими шательены – воскрешены, а потери церкви и Королевства – минимальны.

Король помолчал, обдумывая сказанное Амиром. М-да, в этом было разумное зерно. Ни к чему уничтожать население целой марки, если достаточно покончить с относительно небольшой и плохообученной армией сервов. И статус-кво будет восстановлен! А уж с этим-то делом он справиться. Все-таки дворяне – это потомственные вояки, не чета грязномордым невольникам. К тому же почти все шательены будут воскрешены, а значит – в битве они практически бессмертны.

Достаточно собрать карательную армию нужной численности и поставить во главе нее командира, более достойного, чем предыдущий (тут он с презрением посмотрел на постепенно сползавшего по колу Жернака), и вопрос будет решен. Разумно. И все же поучительный тон Амира раздражал его.

– А чем же станет заниматься церковь, пока мои солдаты будут усмирять рабов? – спросил король едко.

– Главным, сир, – ответствовал кардинал. – Тем, кто снимает с них ошейники. Так называемым «Тринадцатым пророком». Кстати, у него есть прозвище. Вы будете удивлены, но бунтовщики зовут его «Фех-то-валь-щик». Странное слово, не правда ли?

Король перестал жевать. Очередная виноградина застряла у него в горле. Дернулся кадык, и она прошла дальше, пустив воздух в легкие подавившегося монарха.

– Вы уверены? – на выдохе спросил он.

– Ну конечно, сир, – поклонился Амир, не вставая.

Король медленно вытер холодный пот с широкого лба. Испуг?

– Более чем странное имя для этого мира, – произнес он хрипло. – И совсем не странное для некоторых других. Господь Хепри в курсе?

– Я отсылал доклад, но вы знаете, Его Божественность не всегда знакомится с письменными посланиями. Вы находите это важным?

Боринос выругался.

– Это, сударь, может иметь отношение к нашей с вами главной проблеме!

Амир лишь покачал головой.

– Коды Пшент и Атеф слишком далеки от Невона, – ответил он умиротворенно, – так же как их ужасный Творец. Я не думаю, что все это как-то связано.

– Не думаете? – Король фыркнул. – Что ж, как всегда, сударь, вы не поражаете меня догадливостью. Если Бог Смерти играет в дурака, жонглируя душами мертвых, Бог Света должен бы знать об этом первым. Свяжитесь с Хепри и немедленно, слышите, немедленно, сударь, сообщите ему обо всем! Он не читает письменных посланий? Так сообщите ему об этом устно, дьявол вас забери!

Амир поежился. После красочного шоу-представления с колом и Жернаком гнев монарха действовал на него как-то особенно живо.

– Потоки времени различны в разных мирах, сир, вам это известно, – мрачно ответил он. – Господь выходит со мной на связь не чаще, чем один раз в год. Очень редко – раз в полгода. И это не прихоть, а техническое ограничение, которое мы не можем игнорировать. Но в следующий сеанс я обязательно ему сообщу. И не нужно так горячиться, – тут он с некоторым вызовом посмотрел на своего коронованного собеседника. – Надеюсь, ваше высказывание насчет дьявола носит фигуральный характер?

Но король-изверг лишь хрипло рассмеялся.

– Смерть и дьявол, – воскликнул он с внезапным жаром, – суть отражение одной сущности! И в этом смысле, мое высказывание, сударь, вряд ли можно считать фигуральным. Если дело будет проиграно, то ублюдочный Аннубис заберет наши души вполне по-настоящему. Это единственное, в чем вы можете не сомневаться!

Спустя шесть месяцев льдов и холода, шесть месяцев стрельб по мишеням и рубки на ипподромах, шесть месяцев многокилометровых учебных переходов и штыковых тренировок на казарменном плацу Трэйт вывел свое обновленное войско в поле.

Все это время в тренировочном лагере под Бронвеной, не останавливаясь ни на день, ни на минуту, ковалась новая Армия Свободы. С драгунской кавалерией. Со штыками на мушкетах. И со стрелковым корпусом, влекущим орудия не на мулах, а на лошадях.

Захваченные сервами Боссон и Северный Марли были огромными землями. Однако сердцем королевства рабовладельцев оставались по-прежнему Бургос и Рион – главные города центральной марки Эшвена.

Король и кардинал ждали сервов здесь, готовя новую армию возмездия и лелея мечты о мести в бордово-красных тонах.

И с первым весенним днем, как только спал снег на больших континентальных трактах, обе армии выступили навстречу друг другу.

Правда, сейчас в отличие от разномастной толпы, облаченной в мундиры солдат, остающихся бывшими гончарами и свинопасами, таргитариями кузнечных мастерских и каменотесами штолен, кадетами и консидориями бойцовских школ и топтавшихся по кочкам Ташских болот в шикарных «спортивных» доспехах, за Трэйтом уже шагали совершенно иные люди. Их лица не изменились, не увеличился рост и не расширились плечи, не выросла их воля к победе, и не стала крепче ненависть к шательенам. Однако некая невидимая, но почти осязаемая для каждого мыслящего субстанция, сквозящая в коротких криках старшин и командах суровых капралов, витала вокруг бойцов. Субстанцией этой стала выучка и военная дисциплина – незыблемый и непоколебимый фундамент, на котором покоится сложнейший организм любой могучей военной силы…