котором впервые влюбился, в пустышку Катарину, а она потом сказала, что он, тогда еще не один из друзей короля, недостаточно хорош для нее, что ей нужна партия выгоднее.

– Я… никогда не сидел. Отец все время был в делах. Говорил, что и мне нужно заняться делом, сколько бы мне ни было. Чтобы я получил хорошее место при дворе, а остальное все ерунда. Я потом убедился, что он прав, с одной девушкой… И сжег свои детские ноты, которые хранил, идиот, любил в юности маяться ерундой на скрипке, – Флоран тихо рассмеялся над собой, но потом серьезно взглянул к глаза Ивэну. – А тебе одиноко?

Флоран никогда не задумывался об этом прежде. Было как-то не до того. Но сейчас осторожно взял прохладную ладошку Ивэна в свою руку. Флоран так гнался за властью, что не заметил, что рядом такой же одинокий мальчишка, каким сам был когда-то. Которому так же больно, который тоже… живой человек, не пешка на доске.

Ивэн слушал Флорана немного потерянно и грустно. Ему было жаль того мальчика, который никогда не сидел на коленях.

– Я бы поиграл с тобой тогда, – кивнул Ивэн Флорану и покосился на свою руку в его теплых ладонях, пока еще совсем не доверяя ему, но и не отнял руки. – С тобой маленьким. Со всеми нужно играть.

Ивэн не знал, что еще сказать Флорану. Чувствовал, что тот углубился в воспоминания. Но кое-что щекотало горло. Собственное воспоминание. Будто перышком проходилось по нему. И Ивэн выпалил:

– Раньше ты был добрым. Когда папа был жив. Тебе папы моего тоже не хватает? Ты не злился на меня тогда. А еще папа иногда уезжал на совет и оставлял то тебя, то Луи со мной играть. Говорил, что не доверяет одним только няням. И я помню, как ты показывал мне театр. Помнишь? Мои покои, темнота, белая простыня и свеча… и ты изображаешь животных пальцами. Чтобы я не плакал. Это потому что я был маленький, я тебе нравился тогда? А когда вырос, разонравился, да? Когда папа и мама умерли, ты никогда не показывал больше мне театр. И не изображал голосами волка или лису из нашего леса.

Комочек в горле стал больше. Отчего-то захотелось плакать. Даже сейчас, на руках у Флорана, Ивэн чувствовал себя одиноким. Словно в первые дни, когда ему сказали, что мама с папой больше не приедут. И он слонялся по дворцу и плакал. Но никто его не утешал, кроме дородной кухарки, случайно поймавшей в коридоре возле кухни. Луи так и не приехал тогда к нему, хотя Ивэн очень ждал. Позже, когда он нашел камушек, то решил позвать себе маму. Пусть не настоящую, но чтобы она хотя бы играла с ним. И он не был так несчастен и одинок. Как был тогда… рядом с одним Флораном. Может, если бы тот больше играл с ним и не ругал его, Ивэн и не захотел вызывать себе кого-то из другого мира? Даже если этот кто-то был похож на маму.

– Ты мне не разонравился! – воскликнул Флоран искренне. – Просто… я слишком ушел в дела.

Он вздохнул, понимая, что это полуправда. Дела – это его жажда власти. Которая ослепила его так, что перестал видеть в людях кого-то, кроме шахматных фигурок на доске. Шах и мат, занять трон. И маленький мальчик, одинокий, осиротевший, – это лишь холодная фраза «наследник престола». А чуткая, искренняя, прекрасная попаданка – это лишь «самозванка», возможность жениться на королеве.

Флоран резко ссадил Ивэна со своих колен на кресло. И прямо так, с ним вместе, развернул его спинкой к камину. Ладонь засаднило, но Флоран не замечал. Ведь теперь малыш видел перед собой задернутые шторы, на которые падал свет огня. Флоран опустился на пол перед камином, неуклюже, забытым жестом складывая пальцы в фигурку.

– Однажды в лесу жил одинокий волчонок, – начал Флоран. – Он очень хотел стать в лесу самым главным! И потому ни с кем не ходил играть, хотя его звали разные зверята…

Рот Ивэна приоткрылся от удивления, когда Флоран усадил его на кресло. Мальчик поджал под себя босые ноги и обнял их для верности руками, зачарованно глядя то на Флорана, то на фигурку. Тот умело жестикулировал пальцами, и по шторе плясали тени. Тени, похожие на волков, медведей и умных совят.

– И что же было с волчонком? – тихо спросил Ивэн и прикрыл глаза.

Почему-то продолжало щипать сердце. Сказка была интересная, но он не смог удержаться. Потянулся к Флорану и положил застенчиво ладошку на его запястье, останавливая рассказ.

– А почему слуги шептались, что тебе лучше бы было, чтобы я умер? – горестно проговорил Ивэн, едва сдерживая слезы.

Это был тот самый кошмар, который часто снился ему по ночам. Что он умирает в шторм вместе с мамой и папой. А на почему-то уцелевшем корабле остается Флоран. И Ивэн тянется к нему с рыданиями, тянет руки, просит помочь. Просит спасти его, вытащить из моря! Но Флоран всегда остается за бортом. И не берет его на руки…

– Если бы я умер, говорили они, ты навсегда остался бы королем. И я не мешал бы тебе, – Ивэн шмыгнул носом, пытаясь не расплакаться, как маленький. – Они говорят, что ты меня всегда ненавидел. Просто скрывал. А что это значит? Что ты больше никогда не полюбишь меня, да? Потому что я плохо себя веду?

Глава 20

Флоран посмотрел на Ивэна почти в испуге. Как тогда, когда Бэзил решал оставить малыша не на нянек, а на него. И он смотрел огромными перепуганными глазами, понятия не имея, чем развлекать ребенка. Цепенел при нем, как идиот, только и умея, что рассказывать какие-то нелепые сказки при свече. Вот и сейчас… Не знал, как повести себя, когда глаза Ивэна заблестели от подступивших слез. Флоран не выдержал, приподнялся на коленях, и его кулак впечатался в подлокотник кресла. Горячий нрав не спрятать, он и не подумал, что может напугать ребенка.

– Да на площадь тех слуг нужно и плетей всыпать! Чтобы не болтали всякой ерунды о своем короле! Не пугали тебя! – прорычал Флоран, а потом опустил взгляд. – Ты не виноват ни в чем, малыш… Это я дурак. Я думал, что если стану королем, то и одному неплохо, и не нужна никакая семья.