— Нет. Его звонки прекратились, по крайней мере, я так думаю. Я все время забываю зарядить этот телефон. Но у меня не было никаких сообщений о нас или о доме. Я думаю, что его визит сюда был концом, но с ним никогда не знаешь. Он может быть непредсказуемым, отчасти, поэтому я оставалась с ним так долго. Он вел себя отстраненно и грубо в течение нескольких месяцев. Я клялась, что между нами все кончено. Потом он как будто знал, что я вот-вот захочу отменить свадьбу, потому что становился совершенно другим человеком. Он заставлял меня смеяться. Был ласковым и заботливым. Когда я оглядываюсь назад на наши восемь лет вместе, это было похоже на жизнь в постоянном напряжении.

Похоже, он был тот еще манипулирующий мудак, но я проглотил этот комментарий, потому что подозревал, что Уинн уже знала это.

— Он знал моих родителей, — сказала она. — Это другая часть того, почему я осталась с ним. Потому что они знали его. Или, наверное, я должна сказать, что он знал их. Для кого-нибудь другого они были бы просто фотографиями и историями. И они были бы чужими для моих родителей. Это не лучшая причина, чтобы держаться за кого-то, но…

— Она понятна. — Это была причина, по которой я никого не приводил домой к родителям. Потому что не было никого, о ком бы я хотел оставить им воспоминания.

Но Уинн… может быть, пришло время принять предложение мамы и пригласить Уинн на ужин.

— Почему ты покончила с этим? — спросил я. — Ты никогда не говорила мне о той ночи, когда он был у тебя дома.

— Он спал с другой, — хмыкнула она. — Я узнала об этом, потому что она позвонила домой и искала его. Можешь в это поверить? Она думала, что я знаю, потому что ее муж знал.

— Она была замужем?

— Ага. — Уинн выделила это слово. — Очевидно, они договорились об этом. Только секс. Ее муж был не против, но Скайлер должно быть знал, что я скажу точно, блять, нет, поэтому скрыл интрижку.

— Придурок.

— Не говори, — пробормотала она. — Я просто предполагаю, но могу поспорить, что она бросила его, и поэтому он нанес свой визит.

— Он думал, что ты примешь его обратно?

Идиот.

— Скайлеру многое сходило с рук. Он, должно быть, думал, что, в конце концов, я его прощу. Что, в конце концов, я выберу дату свадьбы. Я не знаю. После смерти родителей я оттолкнула его. Он не притянул меня обратно.

Потому что он был чертовым идиотом.

— Это было больно, — сказала она, вертя цветы между пальцами. — Мы дали друг другу много обещаний. Восемь лет — это долгий срок, чтобы прожить свою жизнь рядом с кем-то. Но потом я поняла, что мы жили вокруг друг друга, а не друг с другом. Я не могла на него рассчитывать. Обещания рухнули. Когда я начала распутывать свою жизнь, делая ее своей, осталось не так много нитей, которые можно было распутать. Остался только дом, и это просто бумажная волокита.

В тот момент я думал о том, чтобы обнять ее так крепко, чтобы она никогда не освободилась.

— Все получилось так, как нужно, — сказала она. — Я рада быть здесь, в Куинси.

— Я тоже рад, что ты здесь.

Я встал, вернулся на сиденье и к рулю. Как только я уселся, руки Уинн обхватили меня, а внутренняя сторона ее бедер прижалась к внешней стороне моих.

Она подходила мне. Идеально. и не только для езды на квадроцикле.

— Едем дальше? — спросил я через плечо. — Или вернемся в дом?

— Едем дальше.

Я усмехнулся, радуясь, что ей это нравится, и завел двигатель.

Прошел еще час, и солнце нещадно палило на нас. Мы проехали хребет Индиго, пересекая пастбища и перемещаясь от одного забора к другому. Хребет остался позади, и единственная причина, по которой я заехал так далеко, заключалась в том, чтобы показать ей еще один край ранчо, чтобы она могла лучше представить его размеры.

Обратная сторона хребта представляла собой массивный подъем, холм, покрытый вечнозелеными деревьями. Но на равнине было мало тени. Без шляпы я боялся, что она обгорит на солнце, поэтому направился к дому.

Я притормозил у ворот, готовый сойти и открыть их для нас, когда взглянул на лес и увидел шлейф дыма, поднимающийся от верхушек деревьев. Он находился примерно в том же месте, что и хижина Бриггса.

— Что за черт?

Был июль. Пожары в июле были не только не нужны, но и чертовски опасны.

— Что? — спросила Уинн, проследив за моим взглядом. — Разве сейчас нет ограничений по кострам?

— Да. — Я развернул квадроцикл, и вместо того, чтобы ехать домой, мы понеслись по ландшафту в сторону хижины моего дяди.

Уинн крепко прижималась ко мне, пока мы пробирались сквозь деревья и поднимались по дороге. Запах обугленного дерева и костра донесся до нас, когда мы преодолели подъем и въехали на поляну перед хижиной.

Бриггс стоял возле кучи горящих сосновых сучьев, из центра которой поднимался дым. Оранжево-красное мерцание пламени щекотало воздух, посылая искры на ветерке.

Я припарковался и слетел с квадроцикла, подбежав к дяде.

— Бриггс, какого хрена?

В одной руке у него была лопата. В другой — шланг.

— Харрисон? Что ты здесь делаешь? Я даже не слышал, как ты подъехал.

Харрисон? Блять. Я выдернул лопату из его руки, воткнул конец в грязь, зачерпнул немного и бросил в пламя.

— Эй! Я…

— Пытаюсь сжечь всю эту гребаную гору.

— Это сжигание кучи мусора. Всё под контролем.

Я проигнорировал его, разгребая лопатой так быстро, как только мог. Затем я выхватил шланг из его рук, заливая огонь. Пар с шипением прорывался сквозь кучу.

Негромкий кашель заставил меня повернуться и увидеть Уинн позади себя.

— Что я могу сделать?

Я протянул ей шланг.

— Кто ты? — спросил ее Бриггс. — Харрисон, кто это? Какого черта ты делаешь с другой женщиной? Энн знает?

— Я Гриффин, Бриггс. Гриффин, — рявкнул я. — Это Уинслоу, и ты ей мешаешь. Двигайся.

Он вздрогнул от громкости моего голоса и отпрянул в сторону.

Твою мать. В моем возрасте мы с папой выглядели бы почти одинаково. Я должен быть терпеливым. Я должен быть спокойным. Но пожар в июле? Мы ждали до глубокой зимы, когда на земле было два фута снега, прежде чем сжигать кучи мусора.

С дороги донесся гул мотора, и папин пикап затормозил рядом с квадроциклом. Он выскочил со стороны водителя и побежал в нашу сторону.

— Что происходит? Я