— Это очень зрело с твоей стороны, — я имею в виду каждое слово.

Вот в чем дело с Софи. На бумаге ей может быть двадцать два, но она придерживается более высоких стандартов и кажется старше своих лет. Это заставляет меня чувствовать себя менее виноватым за нашу разницу в возрасте, потому что я не могу представить ее с каким-нибудь студентом, который едва держит себя в руках. Она этого не заслуживает.

— Если бы ты знал ее, ты бы понял. Я больше не могу на нее обижаться, потому что она так счастлива, делая то, что делает. Она сумасшедшая, как хиппи. Мне повезло, что она не назвала меня Радужной Луной или чем-то страшным.

Мы оба смеемся над этой идеей. Нахождение рядом с ней выбивает меня из колеи, потому что я не знаю, хочу ли я поцеловать ее, защитить или трахнуть. Моя рука лениво трется о ее спину. Она пытается соскочить с моей груди, но я удерживаю ее на месте.

— В любом случае, мой список — это все виды сумасшествия. Это мой способ испытать что-то новое, поскольку всю жизнь меня держали на коротком поводке. И не сексуального характера, если твой извращенный ум делает такой вывод.

В моей голове проносится образ связанной Софи, отчего мои брюки становятся некомфортно тесными.

— Это слишком большое давление на себя. Но список — классная идея. Нет ничего лучше, чем попробовать кучу новых вещей, путешествуя по разным местам.

— Если бы ты мог делать все на свете, кроме Формулы-1, что бы ты сделал? — ее вопрос поверг меня в смятение. Откуда, блядь, она взяла этот вопрос?

Я размышляю над ним добрых две минуты, пока Софи лежит на моей груди, прижав голову к моему бьющемуся сердцу.

— Ты любишь сложные вопросы. Если бы я не участвовал в гонках, я бы, наверное, пошел учиться. Может быть, изучать архитектуру. Мне нравится рассматривать здания, которые мы посещаем в разных городах, и узнавать их историю, — во мне проснулся ботаник.

— Вау. Человек, который ценит историю старого мира.

— Ты всегда хотела стать бухгалтером? — я не понимаю, чем привлекательна такая девушка, потому что не могу представить ее сидящей в офисе целыми днями и перебирающей цифры.

— Э, нет. — Она хихикает так, что фыркает. Черт, я купил ей хорошую траву.

— Тогда чем бы ты занималась, если бы не училась на офисного наркомана?

Она издала нервный смешок. Кто-нибудь спрашивал ее об этом раньше?

— Я люблю искусство, — она произносит эти три слова слабым шепотом, словно делится секретом, добавляя его к нашему растущему списку.

Я сжимаю ее.

— Какого вида искусство?

— Я занимаюсь всеми видами. Живопись, рисунок, но особенно я люблю уголь, потому что мне нравится пачкать руки и размазывать линии, — ее голос выдает ее волнение.

— Ты все еще этим занимаешься? Я не видел тебя с художественными принадлежностями этим летом.

— Уже не так часто. Как только начала ходить в школу, я перестала, за исключением нескольких уроков, которые я делала на стороне для факультативных зачетов. К тому же, мой отец ценит респектабельную карьеру, если он собирается финансировать мою учебу. Если бы я сказала ему, что меняю специальность, думаю, у него случился бы сердечный приступ. — Она говорит тоскливо и грустно одновременно.

У меня защемило сердце — незнакомое для меня чувство. Она не хочет следовать своим интересам из-за отца?

— Никогда не поздно следовать своим мечтам и посмотреть, куда они тебя приведут. Посмотри на меня. Ты лежишь рядом с одним из лучших гонщиков Формулы-1.

— Твоя скромность не перестает меня удивлять. Я имею в виду, я могу попробовать, пока я в дороге.

Я смотрю в темноту, избегая всего, что внутри меня говорит мне сделать шаг к Софи. Это мучительный опыт.

— Ты должна. Если ты творческая личность, воспользуйся этим. У меня нет ничего из этого дерьма. — Мои руки крепко обхватывают ее, мне нравится ощущать, как она лежит на моей груди.

Что, черт возьми, со мной происходит?

— Расскажи мне свой секрет. Мне кажется, что я всегда делюсь, а ты почти не делишься. Так в чем же дело? — она постукивает пальцем по моей груди.

Я делаю несколько глубоких вдохов, регулируя свой пульс. Она искушает меня поделиться с ней всем.

Софи делает глубокий выдох.

— Я пошутила. Ты не обязан делиться чем-то, если не хочешь.

Она дает мне выход, заставляя меня чувствовать то, что я не могу обозначить. Ее самоотверженность и способность не давить на меня дают мне силы выкладываться, потому что если я не могу ей доверять, то действительно ли она мой друг? Боже, как же я на нее запал.

— Люди думают, что знают меня, но это не так.

— Какие люди? — говорит она прямо, в ее голосе нет ни капли осуждения.

— Друзья, фанаты, моя команда. Тот человек, которого они знают, далек от того, кем я являюсь на самом деле. Я создал образ, который они хотят видеть.

Она делает паузу, сверчки поют в темном лесу, окружающем нас.

— Что ты делаешь для этого? Это для того, чтобы защитить свою личную жизнь?

— Нет. — Я сглатываю, сдерживая растущее беспокойство, нарастающее внутри меня.

— Тогда? — она поднимается с моей груди и садится.

— Это глупо, — ворчу я, проводя рукой по лицу.

— Если это что-то значит для тебя то, это не может быть глупостью. Но ты должен знать, что скрывать часть себя от общественности — это нормально. Для тебя и твоего здравомыслия.

Она облегчает мое признание, будучи чертовски не осуждающей. Это полная смена темпа по сравнению с Питером и общественностью, которые пытаются уничтожить меня в надежде на какую-то больную историю искупления.

— Я живу во лжи. Это далеко от того, чтобы скрывать части тела.

— Я открою тебе секрет. — Она смотрит мне в глаза, говоря хриплым шепотом. — Мы все живем во лжи. Просто одни лучше маскируют ее. Другие прячутся и никогда не признают ее, вместо этого вздрагивая от теней, маячащих в углах, потому что знают, что там скрывается. Ты осознаешь, что ты делаешь. Ты сознательно принимаешь свои секреты, становясь единым целым с преследующими тебя проблемами.

— Ты не поймешь, — простонал я.

— Ты прав. Не пойму. Но это не значит, что я не могу сопереживать и сочувствовать тебе. Жизнь состоит в том, чтобы научиться делить бремя своих проблем с другими. Возможно, сейчас тебе кажется, что все хорошо и прекрасно, что ты прячешься, но секреты имеют свойство добираться до каждого из нас. И иногда