В прошлый раз у тебя случайно был разбит нос. Теперь это. Что происходит?

— Я сильная девочка, — подмигивает подруга. — Думаешь, позволила бы кому-то себя обидеть?

— Мне не нравится, когда ты темнишь, — тяжело вздыхает Мила.

— Не темню, малая, — выдыхает Поля, отводя взгляд. — На курсы по самообороне записалась. Сейчас это модно — уметь постоять за себя. Но как говорится, через тернии к звездам. Пока я только по морде получаю, — смеется девушка.

— Это же может быть опасно, — сокрушается Мила, рассматривая синяк.

— Опаснее не уметь за себя постоять, — хмыкает Поля, подходя к окну и вглядываясь вдаль.

— По, — тихонько говорит Милена, — он так и не объявился?

Подруга поджимает губы, поворачивается и смотрит из-под нахмуренных бровей на девушку, как будто даже сам вопрос причиняет ей дискомфорт.

— Он звонил, — насмешливо произносит девушка, словно ничего другого она от Леонида и не ожидала.

Эта информация заставляет сердце Милы бешено колотиться в груди, она поднимается на локтях, желая услышать продолжение. Она ощущает, что каждая секунда становится напряженной, словно все зависит от следующего предложения подруги.

— С наследством есть какие-то неопределенности, — сухо проговорила Полина, не сводя глаз с девушки. — Он не знает, сколько времени это займет. В общем, он не приедет, Мил.

— Он, ведь и не собирался, да? — Шептала Милена, словно пытаясь утешить себя. — Вы же все мне говорили, что он уедет с концами. Вы знали, а я не верила.

Глаза Милены наполнились слезами, дыхание стало трудным, словно сердце сжималось от боли.

— Он бросил нас, Поль. Просто бросил, как старые ненужные игрушки, — пробормотала она, словно пытаясь удержать слезы.

— А ну, возьми себя в руки! Тебе нельзя так переживать, — ругань Полины звучала строго, но в ее голосе чувствовалась забота. — Это не поможет нам справиться. А малышке нужна ты сильная и уверенная.

Милена покачала головой, пытаясь сдержать рыдания.

— Я не могу, По. Это так больно, — ее голос стал прерывистым и почти терялся в потоке слез и стонов. — Очень больно, — проскрипела Мила. — Живот…

Полина увидела, как Милена скривилась от боли и сразу же помчалась за медсестрой. Через несколько минут Мила была доставлена в операционную.

Милена сжала руки так, что побелели пальцы, казалось, что каждый удар ее сердца отражается от стен операционной. Боль становилась невыносимой, но она сосредоточилась на мыслях о своем ребенке. Сквозь туман она услышала слова врача:

— Беременность продлевать нельзя. Открытие больше трех сантиметров.

Роды шли почти восемь часов. А когда достали младенца, у девушки началось сильное кровотечение.

Мила очнулась в холодной белой палате реанимации, опутанная проводами и резиновыми трубками. Ее тело ощущалось как пустая оболочка, словно из нее выкачали все силы и энергию. Слабый свет проникал через окно, освещая ее изможденное лицо.

Каменев примчался сразу, как только узнал, что Мила попала в больницу. Пришлось занять крупную сумму у двоюродного брата, но тот был настолько рад, что новоиспеченный родственник возьмет на себя все заботы о старой фабрике, что помог без лишних вопросов.

— Где Мила? — не церемонясь, рыкнул Леонид, наткнувшись на Сергея — помощника Бориса Владимировича — здоровенного лысого армянина с седеющей бородой.

— Полегче, папаша, — огрызнулся мужчина. — Сейчас провожу.

Сергей привел Каменева к палате «сто девятнадцать». Но, когда Леонид зашел внутрь, его ожидала совсем не возлюбленная, а ее отец.

— Здравствуйте, Борис Владимирович.

Сотников стоял у окна, скрестив руки на груди. Его дорогой пиджак висел на стуле, а белая рубашка, в которой он остался, была расстегнута на две верхних пуговицы. Апрель выдался аномально жарким и сейчас, стоя в залитой светом палате, Бориса не спасал даже кондиционер.

— А ты умеешь удивлять, — сухо сказал он, промокнув лоб именным платочком. — Я честно не думал, что ты приедешь.

— Где Милена?

Каменев, напротив, чувствовал себя отлично. Ему всегда нравилась жара, и он редко испытывал от нее дискомфорт. Но, вот, из-за новостей о госпитализации девушки, его ладони и спину покрывал холодный пот.

— Моя дочь провела два дня в реанимации, — безэмоционально произнес Сотников. — Два дня за ее жизнь боролись после того, как ты заделал ей своего ублюдка.

Желваки на челюстях Леонида напряглись. Вектор разговора ему не нравился, как и реакция самого Бориса. Он старался изо всех сил гнать страшные мысли из головы. С Милой не могло ничего случиться, она в порядке, жива и здорова.

— Когда я был женат, — продолжал Сотников, — моя жена увлеклась разведением сфинксов. У нас была красивая, породистая кошка с очень навороченными корнями.

Каменев не совсем понимал, к чему ведет Борис, но перебивать его не стал. Очевидно, сейчас ему было важно выговорится, ведь обычно они ограничивались парой слов.

— Так вот, однажды, жена не уследила, и кошка убежала, а через какое-то время мы узнали, что она погуляла с дворовым котом. Помет был испорчен — родились пушистые уродцы. Жена еще какое-то время возила ее на случку с породистыми сфинксами, но рождались, все те же дефектные котята. Ведь не зря говорят, что после случки с дворнягой сучка больше не приведёт породистое потомство.

— Я понял, к чему вы клоните, Борис. Но я приехал не ваши байки выслушивать.

— Нет, парень. Ты ни черта не понял, — прорычал Борис Владимирович. — Милена из-за твоих паршивых генов чуть с жизнью не попрощалась. И хорошо, что она поняла это сейчас, когда ты еще не успел испортить ее паспорт своим грязным штампом.

— Это решать Милене и мне, — презрительно ответил Леонид, не отводя глаз от пронзительного темного взгляда ее отца.

Он усмехнулся, зная, что полностью контролирует ситуацию:

— Ты наивен, Леонид. В моем мире наивность стоит дорого.

— Мне плевать на ваш мир, Борис. Все, что меня волнует — это Мила и мой ребенок.

— Ты не понял, мальчик, — кривит губы мужчина, — ни ты, ни твой ублюдок не нужны Милене.

На секунду Каменев замирает. Слова больно вгрызаются в сознание, но он их вышвыривает оттуда, не дав возможности пустить свои ядовитые корни:

— Не нужны? — с усмешкой спрашивает Леонид. — А вам-то