Все закончилось авиакатастрофой. Над снежной равниной выл ветер. При ударе оба лыжных шасси подломились, и самолет приземлился на брюхо. Пилот выпрыгнул из кабины первым. Я проигнорировал его протянутую руку и бухнулся в снег лицом. Там его было фута четыре. Вокруг пустота: никаких знаков и людей. Только снег со словно нарисованными голубыми воронками. Я внутренне содрогнулся: ведь это расселины, куда мы можем провалиться с головой. Ледник вообще не имеет надежной поверхности, это скользкая ловушка, таящая миллионы трещин. Я попытался встать на колени и застонал. Браузер откатился на несколько метров, и я ждал, когда он подойдет и начнет ругаться. Но он продолжал лежать в снегу, с остекленевшими глазами. Браузер не шевелился и даже не моргал. Я проследил за его взглядом, но не увидел ничего. Ни дирижера, ни альтов, ни теноров, ни самолетов.

На леднике мы были совершенно одни.

– Простите, сэр, а где другие самолеты? – поинтересовался я, балансируя на грани вежливости и паники.

Возможно, мы потерпели крушение не на том леднике? Обычно самолеты плавным глиссандо подкатывают к самому Ледяному амфитеатру. Во время приземления Франц Иосиф дирижирует на три четверти такта. Обернувшись, я заметил, что улыбка стекает с лица пилота, будто пролитая подливка. На свету его лицо было желтым и изможденным. Он вдруг закричал, показывая на что-то за нашими спинами. Оглянувшись, мы увидели, что самолет начал сползать назад.

– Черт!

Пилот долго стоял неподвижно, а потом бросился за самолетом, падая и увязая в снегу.

– Черт, черт!

Самолет съезжал все быстрее и быстрее, вздымая вокруг себя вихри снега.

– Черт!

А затем он призрачно и бесшумно сорвался в пропасть.

Возвращаясь к нам, пилот угодил в небольшую расщелину и застрял там. Несмотря на холод, он весь взмок, и по его лицу и шее покатились капли пота. Пилот, как мальчишка, просто фонтанировал страхом, бледнея и краснея от ужаса.

– Помоги мне! – завопил он, махая руками.

Он был уже по пояс в снегу. На меньшей высоте я бы посмеялся над этим зрелищем.

– Помоги! Не стой, как столб, парень.

Но я именно так и стоял. Приближаться к нему мне не хотелось. Интуиция подсказывала, что, протянув ему руку, я заражусь его беспомощностью и страхом. Помощь должна прийти не от меня, а совсем с другой стороны. Я представил, как отдаю команды, полный холодного презрения к пилоту. Полный отстой. На меня напала злость, как тогда на ферме, когда поздно ночью от нас ушел отец, и я пытался защитить себя от горя матери.

– Просто подтяните ноги, сначала одну, потом другую. Нам нужна ваша помощь.

Позади нас стонал Браузер. Звук нарастал и, казалось, достигал небес. Бессловесный дикий вопль животной боли, который невозможно сдержать и осмыслить. Я вспомнил, как мистер Омару застрелил двухголового олененка, и какое-то ужасное мгновение обе головы хором мычали. Они как бы отпевали свой переход в мир иной, и это было страшно. Я до сих пор слышу их в ночных кошмарах. Несколько месяцев после этого я постоянно слушал мамины кассеты из серии «Долли Натмег читает Библию», чтобы чем-то заткнуть уши, и отказывался входить в сарай один. По-моему, это самый жуткий звук на всем белом свете.

Вскоре стоны прекратились, и Браузер перестал двигаться. А я пожалел о своих поспешных выводах. Уж лучше любой звук, чем такая тишина.

– Браузер? Браузер!

Где все остальные? Где другие самолеты?

– Где твоя шляпа, Браузер?

Рыжеватые волосы Браузера припорошило снегом. С побелевшей головой и согнутым позвоночником он вдруг как-то резко постарел. Браузер пускал кровавые пузыри, которые я тотчас испуганно вытирал. Рэнджи неподвижно сидел во вмятине, оставленной самолетом, сжимая в руке свой сухой паек. Намокшая бумага прорвалась, и по снегу рассыпались куски хлеба и ломтики яблок.

Пилот сам выбрался из своей дыры и, спотыкаясь, приблизился к нам.

– Ребята, – сказал он, обращаясь почему-то только ко мне. Потом поднял вверх безмолвный передатчик. – Я спущусь вниз, может, там связь будет получше. Надо вызвать спасательный вертолет. Никуда не ходите, пока он не прилетит, ясно? Не смейте даже пальцем шевельнуть.

Я кивнул. Браузер пару раз дернулся и затих. Пилот, скользя и падая, начал спускаться по снежному склону.

– Постойте, я с вами! Подождите меня!

Я пустился вслед за ним, но тут же поскользнулся и свалился в снег.

Пилот обернулся и что-то прокричал. Его слова разбились об лед и до нас не долетели. Съехав с пологого склона на спине, он упал в ледяную яму, как шар в лузу.

– Что? Что вы сказали? Эй, приятель, мы вас не слышим…

Полуживой Браузер все глубже проваливался в снег. Из бессловесного рта Рэнджи вылетали лишь струйки пара. Я отполз на несколько футов в сторону и, выкопав в снегу неглубокую ямку, зажмурился и опорожнил свой бунтующий желудок.

«Музыка прекрасна не только своим звучанием, но и тем безмолвием, которое она таит». – Франц Иосиф.

Бип! Бип! Наши передатчики запищали все разом. Крошечные звуковые вспышки повторялись каждые пять секунд. Я понажимал черную кнопку. Передатчики стрекотали, как испуганные сверчки. Как же вертолет найдет нас по этому жалкому чириканью?

– Браузер!

Его потухающие глаза свидетельствовали о неотвратимом. Ресницы запорошил снег. Из уголка рта стекала струйка крови. Немного поэкспериментировав, я установил, что если ткнуть Браузера справа от пупка, он издаст булькающий звук. Тык! Хрип отчаяния. Было жалко и страшно смотреть на этого поверженного хулигана с разбитым носом и помятой шляпой.

Браузер вдруг открыл один глаз и уставился на меня. Я опустил голову и смахнул снег с его холодных ушей. Впервые у нас с ним появилось нечто общее помимо потрепанных песенников и лапши в столовой. Я имею в виду страх.

– Держись, Браузер, помощь уже на подходе, – не слишком уверенно произнес я.

Интересно, смогу ли я съесть Браузера, если до этого дойдет? Прошло уже четырнадцать минут с того момента, когда мы остались на леднике одни.

Веснушчатое лицо Браузера было все в кровоточащих ссадинах. Я поправил на нем шляпу. Тень от моей руки мелькнула над его раскрытыми глазами. Зрачки расширились, потом сузились вновь. Синее кольцо, внутри которого целый мир. Я вдруг почувствовал, что на такой высоте происходит нечто невероятное. Здесь вы можете слышать самые неожиданные звуки – звон света, падающего на металл, журчание тающего снега. Сужение зрачков в голубом океане глаз Браузера сопровождалось тихим плеском приливной волны. Тени звучали, как корм, высыпающийся из матерчатого мешка. Когда я двигал рукой, миллионы зернистых теней прыгали по жесткому снегу. Такой, вероятно, у меня звук – шорох птичьего корма, сыплющегося из мешка. Он раздавался над пустой снежной равниной. Я тревожно взглянул на небо. Интересно, для какой птицы моя тень послужит кормом?