– Как это ты догадался? – просиял Чудакулли.

– Это было довольно несложно.

По счастью, Декан был начеку и заранее вцепился в подол Ринсвиндовой ночной рубахи, так что шлепанцы волшебника лишь без толку елозили по плитам, когда он попытался рвануть к двери.

– Пусть немного побегает, – сказал Главный Философ. – Это все нервы.

– А знаешь, что здесь самое хорошее? – произнес Чудакулли в спину Ринсвинду. – При том что мы собираемся послать тебя в невероятно опасное место, где не выживет ни одно живое существо, на самом деле тебя там не будет. В каком-то смысле, конечно. Разве это не здорово?

Ринсвинд замер в нерешительности.

– А в каком именно смысле?

– Это будет что-то наподобие… повествования, – сказал Аркканцлер. – Ну, или сна, если я правильно все понял. Господин Тупс! Подойди-ка сюда и объясни нашему герою!

– Привет, Ринсвинд, – поздоровался Думминг, выходя из тумана и вытирая руки тряпкой. – ГЕКС уже скомпилировал для этой цели воедино целых двенадцать заклинаний! Выдающееся достижение чародейной инженерии! Вы только взгляните сюда!

Есть создания, приспособившиеся обитать в коралловых рифах, они просто не могут выжить в суровом открытом море, заполненном зубастыми существами. Они прячутся в смертоносных щупальцах актиний, шныряют прямо под носом у гигантских моллюсков, – в общем, живут во всяких сомнительных щелях, от которых нормальная рыба старается держаться подальше.

Университет очень похож на коралловый риф. Он обеспечивает безопасные воды и сносную пищу хрупким и необыкновенным созданиям, которые не смогли бы выжить в бурном море реальности, где ординарные люди задают вопросы вроде: «Ну и какая польза от твоей работы?» и тому подобные глупости.

На самом деле именно благодаря Незримому университету Ринсвинд пережил такие приключения, от которых бывалые герои давно превратились бы в кучку обглоданных костей. Но Ринсвинд продолжал верить, несмотря на явные доказательства обратного, что только здесь он находится в безопасности. Он пошел бы на что угодно, лишь бы здесь остаться.

Сейчас для этого требовалось смотреть на предмет, напоминающий скелетообразные доспехи, выкованные вроде как из тумана, и слушать непонятный бубнеж Думминга Тупса. Насколько сумел уяснить Ринсвинд, эта подозрительная штуковина переносила куда-то все чувства человека, в то время как сам он оставался на месте. Что же, это еще куда ни шло. Ринсвинд всегда считал, что если уж приходится отправляться на край света, то лучше бы весь путь проделать, не выходя из дома. Правда, оставалось неясным, где останется та часть, которая чувствует боль.

– В общем, мы тебя кое-куда отправим, – точнее, твои чувства, – сказал Чудакулли.

– Куда? – спросил Ринсвинд.

– В одно удивительное место, – пояснил Думминг. – Ты просто будешь рассказывать нам, что там увидишь. А потом мы заберем тебя обратно.

– А когда именно все пойдет наперекосяк? – продолжал допытываться Ринсвинд.

– Такого не случится.

– Ага, – Ринсвинд вздохнул. С подобными утверждениями спорить было бессмысленно. – Могу я хотя бы позавтракать напоследок?

– Конечно же, старина! – похлопал его Чудакулли по спине. – Иди, покушай на здоровье.

– Да, пожалуй, сейчас самое время, – мрачно сказал Ринсвинд.

Как только он ушел, под конвоем Декана и пары университетских привратников, волшебники сгрудились вокруг Проекта.

– Мы подобрали подходящее по размеру «солнце», – сказал Думминг тоном, не оставляющим сомнения в наличии кавычек. – А сейчас раскручиваем вокруг него мир.

– Какая-то ходульная идея, – сказал Аркканцлер. – Это солнце должно вращаться вокруг мира. Мы каждый день наблюдаем это своими глазами. Это тебе не какая-нибудь там оптическая иллюзия. По-моему, мы просто-напросто сооружаем здесь карточный домик.

– По-другому ничего не получается, сэр.

– Я вот что имею в виду: вещи падают потому, что они – тяжелые. Ты следишь за моей мыслью? Иначе говоря, то, что заставляет их падать, поскольку они тяжелые, это именно то, что они – тяжелые. «Тяжелый» – это как раз значит «склонный к падениям». Ты, конечно, можешь считать меня болваном…

– О, я бы никогда себе такого не позволил, сэр, – поспешно вставил Думминг, радуясь, что Чудакулли не видит его лица.

– …Но здравый смысл подсказывает мне, что каменную корку, плавающую поверх раскаленного куска железа, назвать «твердой почвой» можно лишь с большой натяжкой.

– Мне кажется, сэр, в этой вселенной имеется собственный универсальный свод правил, заменяющих собой нарративиум, – сказал Думминг. – Она… так сказать… подражает нашей вселенной, как вы изволили на днях прозорливо заметить. В соответствии со своими правилами она создает только те солнца, которые могут там выжить, и только те миры, которые могут существовать без черепахиума.

– Даже если и так… Но это вращение вокруг солнца… Разве это не то, чему учат омнианские жрецы? Мол, ничтожное человечество плывет в пространстве на какой-то пылинке, и тому подобная суеверная муть. Ты знаешь, что они жестоко преследовали людей, утверждавших, что черепаха существует? Хотя любой дурак может просто пойти и посмотреть на нее.

– Несомненно, сэр.

И проблемы, конечно, возникли.

– Ты уверен, что это подходящее солнце? – спросил Чудакулли.

– Сэр, но вы же сами попросили ГЕКСа разыскать такое «миленькое, желтенькое, смирное и не пытающееся взорваться каждую секунду», – ответил Думминг. – Такие, по-моему, самый распространенный тип в этой вселенной.

– Даже если так… Но десятки миллионов миль… Далековато, я бы сказал.

– Да, сэр. Однако когда мы поместили несколько экспериментальных миров поближе, те просто попадали на солнце. А те, которые не попадали, стали похожи на сухие галеты. Да, и был еще один, – настоящая клоака. Кстати, наши студенты научились замечательно ловко лепить разные миры. Мы… эээ… называем их планетами.

– Планета, Тупс, это кусок камня диаметром несколько сотен ярдов, который делает ночное небо немного… Словами не опишешь… Но что-то в нем есть je ne sais quoi.

– У нас все получится, сэр. К тому же у нас их много. Как я уже не раз упоминал, лично я полностью согласен с вашей теорией, в соответствии с которой материя внутри Проекта самостоятельно стремится сделать то, что в реальном мире создано искусственно, посредством нарративиума.

– Так это была моя теория? – удивился Чудакулли.

– Разумеется, сэр! – заверил его Думминг, который немного уже учился лавировать в бурных водах университетских рифов.

– Вообще-то звучит скорее как насмешка, но полагаю, что со временем мы переварим и эту шутку. А вот и наш отважный исследователь! Доброе утро, профессор. Ну, вы готовы?