– Что значит – вообще?

– Вы никогда прежде не приглашали меня в кабинет, чтобы вот так посидеть…

– Это все моя амнезия, – ухмыльнулся Паленый. – Надеюсь, ты не против такого нарушения общепринятых правил?

– О чем разговор!

– Тогда будь здрав, боярин…

Они выпили по одной рюмке, затем по второй…

Паленому край нужно было снять огромное напряжение, буквально сжигающее его изнутри. Экзамен, предложенный ему Анной Григорьевной, оказался чрезвычайно сложным.

– Я никому не говорил о том, что случилось в поезде. – Ползиков опередил вопрос Паленого, вертевшийся у того на языке. – Думаю, так будет лучше.

– Правильно думаешь. Я до сих пор не в своей тарелке. Травма…

– Понятно, понятно… – закивал Ползиков.

Однако по выражению его лица было видно, что ему ничего непонятно. Но Паленый не стал вдаваться в объяснения. Кто знает, что за фрукт этот Ползиков. Хотя он вроде и неплохой парень, все же лишние знания ему не нужны.

Они сидели недолго, минут двадцать. Затем Ползиков заскучал и начал воровать поглядывать на дверь кабинета.

Паленый все понял. Пить с начальником в рабочее время не очень хорошее дело. Тем более, когда шеф не друг, не брат и не сват. Ползиков умел держать дистанцию…

Он ушел, а Паленый некоторое время пребывал в полном одиночестве – сидел, развалившись, в кресле, бессмысленно уставившись в одну точку. От безрадостных серых мыслей, которые тупо ворочались в черепной коробке, его оторвал голос Марины:

– Александр Игнатьевич, к вам Лилия Вячеславовна. Вы примете ее?

– Пусть зайдет, – помедлив, ответил Паленый.

Он понятия не имел, кто эта женщина. Но в принципе ему было все равно, кто к нему пожалует.

Паленый знал, что Анна Григорьевна поехала куда-то по делам (куда именно, он догадывался; скорее всего, к графологу, чтобы отвезти ему бумаги с подписью "суженого"), и теперь ему поневоле придется куковать в этом огромном кабинете до самого вечера.

Лилия Вячеславовна оказалась потрясающе красивой женщиной. Если у Анны Григорьевны красота была теплой, чисто русской – "домашней", то вошедшую в кабинет даму можно было преспокойно показывать в рекламных клипах – там, где предлагаются различные косметические товары.

"Хищница, – сразу определил ее статус Паленый. – Вампирша, ей-ей. Такой палец в рот не клади, всю руку оттяпает".

– Проходите, садитесь, – вежливо сказал Паленый, указывая на кресло возле стола.

– Саша, милый… что с тобой? Ты не узнаешь меня?

Вот те раз! Саша… Милый! Это кто же такая?

Мать твою!.. Паленый едва не выругался вслух, вспомнив слова Лизки. Конечно же, перед ним таинственная пассия Князева, Лили!

Этого он никак не ожидал. И как теперь вести себя с нею? Обалдеть…

– Нет, не узнаю, – сухо ответил Паленый.

В моем подвешенном состоянии мне только семейных скандалов и не хватало, подумал он раздраженно.

– Я слышала, но не поверила…

Лили буквально пожирала его глазами. Паленый даже поежился под этим взглядом.

– У Лизки слишком длинный язык, – сказал он резко.

– Не держи на нее зла. Она хотела как лучше.

– Я ни на кого не держу зла, – ответил Паленый, многозначительно глядя на Лили.

Он сказал это не без задней мысли. Но Лили спокойно выдержала его взгляд. Ее лицо было словно маска. Похоже, она хорошо умела владеть своими чувствами и эмоциями.

"Опасная женщина…" – еще больше утвердился Паленый в своем мнении о личности пассии Князева. Интересно, какую роль она играла в его жизни? Только ли любовницы? Поди знай…

– Нам нужно поговорить… не здесь, – сказала Лили.

– О чем?

– Может, ты и забыл все, что было между нами, но я – нет. Я…

Паленый перебил ее:

– И что же между нами было?

– Мы любили друг друга. Неужели в твоей душе не осталось ни единого воспоминания о наших взаимоотношениях?

– Прости, но… Амнезия. Свое прошлое я напрочь забыл.

– Допустим. Но разве мы не можем начать все сначала? Или я тебе не нравлюсь?

– Нравишься. Ты очень красивая женщина.

– И все? И больше ничегошеньки?

– Я пока не готов отвечать на такие вопросы. – Паленый решил оставить ей маленькую лазейку в частоколе, который он соорудил вокруг себя; вдруг она когда-нибудь пригодиться и ему придется пойти с ней на контакт. – Мне нужно время, чтобы подлечиться. Так что не обижайся…

– Я подожду… – Она поднялась. – Я умею ждать. И… я люблю тебя. Слышишь – люблю! И никогда не перестану любить.

С этими словами она выскочила за дверь.

"Да-а, любовь зла… – думал Паленый, любуясь игрой света в хрустальной рюмке с коньяком – от нечего делать, он решил продолжить сеанс "расслабления". – Вот только что кроется за этой любовью? Лично я никогда бы не променял Анетт на Лили. И любил ли Князев эту красотку с суперобложки по-настоящему? Вряд ли. Скорее всего, это был обычный адюльтер…"

Отхлебнув несколько глотков, он неожиданно нажал на кнопку селекторной связи:

– Марина! Зайди…

Секретарша ходила почти бесшумно. У нее была отличная фигура – тонкая талия, широкие бедра, высокая грудь, стройные ноги. Правда, назвать ее красавицей мог только дамский угодник. Она была просто симпатичной и хорошо ухоженной, что всегда добавляет шарму прекрасной половине человечества.

– Закрой дверь на ключ, – приказал Паленый.

Лицо девушки мгновенно покрылось румянцем, но приказ шефа она выполнила.

– Садись… – Он указал ей на кресло возле журнального столика, возле которого сидел сам и где он привечал Ползикова.

Девушка покорно села, но глаз на Паленого не поднимала.

– Выпей со мной… за мое возвращение, – сказал Паленый, наливая ей стопку.

– С удовольствием, – ответила девушка совершенно искренне и улыбнулась доброй, сердечной улыбкой.

Спиртное ее взбодрило и придало смелости. Этого Паленый и добивался.

– Хотел поговорить с тобой по душам, – сказал он, немного понизив голос – как заговорщик. – Ты уже знаешь, что у меня амнезия?

– Да.

– Откуда?

Марина заколебалась, но все же ответила:

– Мне рассказала Синицына из торгового отдела.

– Понятно… – Паленый сокрушенно вздохнул.

Шила в мешке не утаишь. Новости и сплетни имеют способность возникать из ниоткуда. Так что если взять за шкирку эту Синицыну и потрясти ее, чтобы узнать, кто сказал ей о болезни шефа, то может получиться цепь длиной в полгорода. На кой это ему?