Маркус тихо вздохнул и проговорил:

— Поверьте, дорогая, вы обладаете редким талантом. И я буду хранить ваш свадебный подарок как сокровище. Я собираюсь повесить вашу акварель у себя в библиотеке на самом видном месте — чтобы смотреть на нее во время работы и черпать в ней вдохновение.

Похвала мужа приободрила Изабель, и она спросила:

— А что вы собираетесь мне рассказать о ваших отношениях с Ральфом Ходжем?

Маркус весело рассмеялся:

— О, я вижу, что вас не сбить с толку!

Изабель тоже засмеялась:

— Даже не пытайтесь. Уж если я решила чего-то добиться, то непременно добьюсь. — И уже серьезным тоном продолжила: — Я прекрасно знаю, Маркус, что ваш главный подозреваемый — лорд Гэвинпорт. Но мне кажется, не следует сбрасывать со счетов и Ральфа Ходжа. Насколько я могу судить по тому, что видела, он очень вас не любит.

— Скорее ненавидит.

Она ненадолго задумалась, затем вновь заговорила:

— Думаю, Ходж собирается использовать меня, чтобы досадить вам. У меня создалось впечатление, что ему очень хочется вовлечь меня в любовные отношения и наставить вам рога.

— Он всегда и во всем ведет себя по-свински, — проворчал Маркус. — Перед тем как стать маклером, Ходж занимался оптовыми сделками, а я тогда только начинал свою деятельность на бирже. Так вот, этот мерзавец… — Маркус вдруг умолк и, шагнув к ближайшему стулу, убрал с него стопку бумаг, затем придвинул стул жене. — Садитесь же, дорогая. — Усевшись напротив нее, он вытянул перед собой свои длинные ноги и вновь заговорил: — Уж лучше не буду утомлять вас коммерческими подробностями, дорогая. Достаточно сказать следующее… Нарушив нашу с ним договоренность и проделав кое-какие мошеннические операции, Ходж сделал так, что я понес колоссальные убытки. Да, он чуть не сделал меня банкротом. Сам же, конечно, неплохо заработал на том деле.

— Какой ужас! — воскликнула Изабель. — И с тех пор вы ненавидите друг друга?

Маркус со вздохом покачал головой:

— Нет, не с тех пор. После того случая было еще множество других мерзостей. Нет смысла рассказывать обо всех его проделках… расскажу лишь о самой гнусной. Как-то раз, взявшись за очередное мошенничество, Ходж подкупил одного из шести лордов, заведовавших казначейством в министерстве финансов. И в результате получил чрезвычайно важную информацию — секретную, разумеется. На этом деле он…

— А как вы, Маркус, узнали об этом? — перебила Изабель. — Ведь лорд казначейства — официальное лицо.

— Официальное лицо, продавшее секрет Ходжу, — это Чарльз Эштон, отец леди Рейвенспир.

— Отец Виктории, жены Блейка?! — воскликнула Изабель в изумлении.

Маркус кивнул:

— Да, и после этого Блейк возненавидел Чарльза Эштона. Этот мерзавец несет ответственность за самоубийство отца Блейка, а также за кончину его матери и сестры. Именно из-за него сам Блейк долгие годы провел в бедности. Но из любви к Виктории он заключил договор с первым лордом казначейства, и Чарльзу Эштону дали возможность без скандала покинуть Англию. Говорят, что сейчас он со своей женой живет во Франции.

Ошеломленная этим рассказом, Изабель долго молчала.

— Но как же случилось, что Ральф Ходж избежал наказания? — спросила она наконец.

— Не было прямых доказательств того, что Ходж подкупил Чарльза Эштона. Но сам Эштон признался во всем дочери, то есть Виктории. А она, в свою очередь, рассказала Блейку и мне.

Изабель пристально посмотрела на мужа:

— Но если Ральф Ходж подозревает, что вы знаете правду, то он, должно быть, ненавидит вас и боится. Вы не думаете, что он захочет, чтобы вас посадили в тюрьму за кражу картины Гейнсборо? Ведь тогда его преступная деятельность навсегда останется тайной, не так ли?

— Да, верно. Но я не думаю, что он настолько хорошо знаком с миром искусства, что мог бы нанять Данте Блэка. И едва ли он знает, что я коллекционирую работы Гейнсборо. Следовательно, он никак не мог организовать эту кражу. Именно поэтому я подозреваю Гэвинпорта. Во всяком случае, он — главный подозреваемый.

— Но какой смысл лорду Гэвинпорту обвинять вас? Маркус пожал плечами:

— Пожалуй, никакого. Но если он очень уж желал иметь картину Гейнсборо, то, как страстный коллекционер, несомненно, должен быть знаком с Данте Блэком. Именно от него он мог узнать, что я тоже увлекаюсь этим художником. Вероятно, решил обвинить меня в краже «Морского побережья с рыбаками», чтобы отвести от себя подозрения. Во всяком случае, другого объяснения у меня пока что нет.

Изабель ненадолго задумалась, потом вдруг спросила:

— Вы ведь никому не доверяете, да? Даже собственным отцу и брату?

— Доверие следует заслужить, а прошлое изменить трудно, — ответил Маркус со вздохом.

— Но ваш отец…

— Он никогда не хотел иметь младшего сына, — перебил Маркус. — И всегда считал меня совершенно бесполезным расточителем. Что же касается брата, то наши отношения уже давно испортились.

— Но Роман, как я заметила, старается искупить свою вину перед вами. Если, конечно, он действительно в чем-то виноват…

— Кажется, я уже сказал: изменить все это очень трудно, вернее — невозможно.

Изабель проснулась от легкого стука в дверь. В следующее мгновение дверь отворилась, и в спальню с улыбкой вошла Кейт. Тотчас же приблизившись к окну, она отдернула шторы, чтобы впустить в комнату утреннее солнце.

Изабель зевнула, потянулась и встала с постели. Она была очень благодарна отцу за то, что он разрешил горничной сопровождать ее в этот новый для нее дом. Кейт была слишком уж разговорчивой и любила посплетничать, но у нее было доброе сердце, и Изабель привыкла к ней. А здесь, в новом доме, присутствие Кейт отчасти успокаивало. К тому же Изабель знала, что вполне может положиться на свою горничную.

Изабель поспешила одеться и взяла свой альбом для зарисовок и угольные карандаши. Покинув спальню, она быстро спустилась по лестнице и вышла в холл. В последнюю неделю у нее появилась приятная привычка: сразу после завтрака она отправлялась на прогулку по Гайд-парку. В июне парк был очень красив со своими розами и другими живописными кустарниками в цвету, и прогулки там необычайно вдохновляли.

Пересекая холл, Изабель едва не наткнулась на Маркуса. А он улыбнулся ей и сказал:

— Доброе утро, дорогая.

Изабель уставилась на него в изумлении — обычно в это время он уже уходил из дома, чтобы отправиться в свою контору на Треднидл-стрит. Но сегодня он почему-то задерживался. И сейчас смотрел на нее с восхищением, так что она даже порадовалась, что выбрала один из своих лучших утренних нарядов. На ней было розовое платье из французского муслина, отделанное по корсажу и подолу затейливым узором в виде листьев плюща, и это очень шло к ее прекрасному цвету лица и черным шелковистым волосам.