Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я ничего не вижу.
Она не ответила. Он услышал, как она поставила на стол стакан, и в едва уловимом отблеске иллюминатора разглядел очертания стула. Немного подождал, чтобы привыкли глаза. В такой темноте можно легко споткнуться. Нужно что-нибудь сказать.
— Как ты?
Она снова не ответила. Только слабый всхлип пробился сквозь глухое урчание двигателя. Долгое молчание. Он пришел по собственной воле, но не знал, что говорить, какие подобрать слова, чтобы заставить ее понять.
— У тебя есть что-нибудь выпить?
— Нет.
Он услышал, как она снова взяла стакан и сделала несколько глотков.
Господи, как тяжело.
— Линда, я...
Сердце громко стучало. Он столько всего чувствовал, но ничего не мог объяснить. Она же была лучшим другом. Понимала его лучше всех. Ни с кем ему не было так хорошо, как с ней. Ради нее он был готов на все.
Он услышал, как она переменила позу. Привстала, наверное.
— Что ты хочешь?
Три слова.
Сами по себе или в другом контексте совершенно безобидные. Не содержащие ничего опасного. Элементарный вопрос — что он хочет? К чему стремится?
Но в этот момент и в устах этого человека означающие угрозу всему его существованию. Принуждающие его сделать немедленный выбор, который повлияет на всю дальнейшую жизнь. Приведет в то будущее, которое он сам выберет, здесь и сейчас. Только сейчас ему дается шанс. Или нет? Именно в этом он сомневался — может ли он выбрать сам? Именно в этом заключалась главная сложность. Он больше не уверен. Возможно, остался только один путь? Возможно, решение уже принято без него?
И приняла его Эва.
Снова.
Черт.
Но Линда должна же понять, что все изменилось. И теперь все не так просто. Она не должна требовать, чтобы он принял такое важное решение, не подумав и не разобравшись во всем.
— Если тебе нечего сказать, лучше уходи.
В голосе чувствовался такой холод, что он испугался. Он потеряет все. И то, и другое. И то, что у него есть, и то, о чем он мечтал. Что он будет делать тогда? Если останется один?
— Пожалуйста, давай зажжем свет, чтобы я мог видеть тебя.
— Зачем тебе видеть то, что тебе не нужно?
Он начал злиться. Бедная! Лежит и жалеет себя, даже не пытаясь понять его, пойти ему навстречу.
Она снова заговорила:
— Я хочу получить ответ на свой вопрос. Это все, что я прошу, и для этого свет не нужен. Так что ты хочешь на самом деле?
Теперь он различал ее в темноте. Она сидела на кровати. Одиночная каюта, такая же, как у него.
— Черт, но все так сложно.
— Что именно?
— Все изменилось.
— Что именно изменилось?
Пол он тоже теперь разглядел — подошел к стулу и присел, сняв со спинки и положив себе на колени ее куртку.
Тяжело вздохнул.
— Не знаю, как это объяснить.
— Попытайся.
Черт.
Черт, черт, черт.
— Мои чувства к тебе не изменились, нет.
Она молчала. Из этого угла каюты он ее снова едва различал. Может, то, что он должен сказать, действительно лучше произносить, не видя ее.
— Я чувствую, что... я знаю, это звучит странно, но мы с Эвой прожили вместе пятнадцать лет. И хотя я не люблю ее, но... я просто не могу понять, как она могла быть с другим целый год. Ничего не сказав. Черт, я чувствую только то, что меня обманули...
Темнота работала на него. Хорошо, что она не видит, как ему стыдно. Сейчас она не должна задавать вопросы и обвинять. Она должна поддержать его. Понять.
— Я никогда не рассказывал тебе... Кажется, я вообще не говорил об этом ни с Эвой, ни с кем другим. Это было давно, еще в Катринехольме, до того, как я переехал в Стокгольм, мне было всего двадцать.
Как же сильно он любил. Безоговорочно, до безумия. По крайней мере так ему казалось. Двадцать лет, никакого опыта. Все новое, неиспытанное. Ничем не омрачаемое. Безграничное.
— Я встретил девушку, ее звали Мария, она была на год младше меня. Сразу после гимназии мы стали жить вместе, сняли однокомнатную квартирку в центре. Я был влюблен со страшной силой...
Платить пришлось дорого. Он поставил на кон все, но ни секунды не чувствовал себя уверенно. Равновесие было нарушено с самого начала, он любил сильнее, чем она, и каждую минуту пытался восстановить равновесие. Ежедневный парализующий страх потерять ее управлял всем его существованием. И у страха были основания. Несмотря на все ее клятвы, ему так и не удалось преодолеть свое недоверие. Она сумела убаюкать его своей кажущейся надежностью, в которую он даже до поры поверил, потому что выбора у него не было. Но потом его подозрения подтвердились многочисленными свидетельствами.
— Она обманывала меня. Я словно чувствовал это все время, но она уверяла, что это не так. Но потом она все-таки призналась, что встретила другого.
Никто и никогда больше так со мной не поступит. Я больше не позволю себя обмануть. Я больше никого не подпущу к себе так близко.
Двадцать лет прошло, а шрам по-прежнему свежий. Но обещание он держал. Пока не встретил Линду. Она заставила его рискнуть.
Но Эва все разрушила, разбередив старую рану.
Он услышал, как она снова отпила из стакана. Уловил ее движения — игру теней в темноте.
— У меня только один вопрос. Что ты хочешь?
Он закрыл глаза. Ответил честно:
— Я не знаю.
— Я хочу, чтобы ты ушел.
— Линда, пожалуйста.
— Я знаю, чего хочу, я давно это знаю, и я рассказывала об этом тебе. И ты утверждал, что хочешь того же, но теперь я вижу, что тебе это не нужно.
— Нужно, конечно, нужно.
— Нет!
— Да! Просто сейчас все изменилось.
— Вот как! Тогда понятно. Ты выяснил, что у твоей жены есть другой, и наши отношения потеряли всякий смысл. Какая гадость!
Она снова легла на кровать.
— Линда, дело не в этом.
— Что же тогда изменилось, черт тебя побери? Если не твои чувства ко мне? Всего два дня назад мы с тобой смотрели квартиру!
Спрячьте меня на год на необитаемом острове.
Оставьте мне возможность выбора.
— Разве ты не можешь подождать меня?
— Подождать? Чего? Покаты посмотришь, удастся тебе вернуть ее или нет?
— Нет!
— Тогда чего? Пока ты решишь, гожусь я на замену или нет?
— Прекрати, Линда. Мне просто кажется, что все происходит слишком быстро. Я понял это по своей реакции, я как будто... я...