Пьеро был скроен из двухцветного красно-белого шелка. Длинные рукава, огромный гофрированный воротник, веселая шапка с помпоном. Такими же помпонами были украшены смешные ботинки с загнутыми носами. Костюм вышел такой веселый и задорный, как будто швея ничем иным в этой жизни и не занималась, только хохотала сама и веселила людей.

Я-то знала – это было совсем не так, бабуся была обделена простым женским счастьем. В двадцать четыре года остаться без мужа, с двумя маленькими детьми, одной растить их, воспитывать. Где брать силы? Физические, моральные? Свои неизрасходованные эмоции она выплескивала в ярких и красивых нарядах, выходивших из ее рук. И радовалась. Радовалась за людей, которых одевала. Радовалась чужому счастью.

А как же бабуся Роня любила рассуждать на тему моды! Я не всегда с ней соглашалась, хотя теперь понимаю, что зря. Нужно было прислушиваться, нужно было учиться. У бабуси был природный дар, талант от Бога.

А сама бабушка одевалась скромно. Сначала росла дочь, потом – две внучки. Было куда растрачивать свои таланты. Всегда просто, но очень аккуратно одетая, наша Роня не привлекала к себе внимания. Разве что любила цветные воротнички, пришитые к вороту платья или в тон ему, или, наоборот, контрастные. Но вот за чем она следила всегда, это за тем, чтобы были накрашены губы. Один из основных ее постулатов гласил:

– Нельзя выйти на улицу с ненакрашенными губами! Выщипай брови и накрась губы! Все остальное не так уж важно.

Тогда я удивлялась: неужели это действительно самое важное? Черт-те как одеться, накрасить губы, и все будет в порядке? Теперь мне уже понятно, что бабуся Роня верила в наше природное чувство вкуса. Кое-как мы с сестрой одеться просто не могли. Притом что вообще долго одевались в сшитые бабушкой платья. Значит, по ее мнению, одеты были очень хорошо. И это было чистой правдой. Но губы у женщины должны быть всегда яркими. Таково было мнение нашей Рони. А может, национальная особенность?

Это мне пришло в голову сразу, как только я увидела Нору. Приятную женщину, со вкусом одетую, с ярко накрашенными губами.

– Нора, вы выглядите прекрасно! Как вам это удается?

Норе было приятно это слышать, но это и впрямь был заслуженный комплимент. Мне действительно страшно интересно, как научиться оставаться всегда красивой? В чем секрет?

– А секрет, Леночка, простой. Я знаю, что я красивая, мною гордятся и муж, и сын. И я не допущу, чтобы они во мне разочаровались. Безусловно, это требует определенных усилий. Нет-нет, я против пластических операций! Но я каждое утро по часу занимаюсь собой. Обязательная маска для лица, специальные упражнения, массаж. Все делаю сама. Да я вам сейчас расскажу все рецепты!

Значит, секрет прост. Любим себя. Да еще и делаем вид, что в первую очередь стараемся для мужа и сына. Рецепт действительно уникальный!

Я с удовольствием слушала Нору. Она с увлечением включилась в разговор. А я все ждала удачного момента, чтобы задать свой основной вопрос; вопрос, ради которого я и была здесь. Знает ли она Тину Бреннер?

Но перебивать Нору мне было неловко, да и слушала я ее истории с действительным, неподдельным интересом.

Нора рассказывала мне о своей семье, о том, сколько им пришлось пережить, переехав в Америку. Но это было несопоставимо с тем, чего пришлось хлебнуть здесь.

– Окончательное решение приняли все-таки из-за Бориса. Наш сын был очень талантлив. Когда поняли, что ни в одно художественное заведение его не принимают, стало ясно – другого выхода нет. Нужно уезжать. Нет, конечно, Борис все-таки поступил в Архитектурный! Но это нам просто повезло! Лена, конец семидесятых. Ты помнишь это время? Это последний год, когда в Архитектурный принимали евреев. А что потом? Где бы он стал работать? Почему еврею мало быть просто талантливым – все время еще надо пробивать лбом стенку? Если бы мой муж смолоду оказался в Америке, с его-то способностями! Он бы добился совсем других результатов. А здесь он всю жизнь проработал простым инженером. Да и у меня за плечами, между прочим, была Московская консерватория. Тоже и амбиции были, и способности, и желание огромное что-нибудь этакое сделать. И что в итоге? Лена, я всю жизнь учила детей музыке. Я не жалуюсь, просто в один прекрасный день мы с мужем поняли, что не хотим такой судьбы своему сыну. И прошли через все эти испытания. Не знаю, кто нам помог: Бог, наше упорство, Борискин талант. Думаю, все вместе.

Нора иногда останавливалась, у нее перехватывало дыхание.

– У нас все в Америке сложилось. Слава богу! Нет, не сразу. И муж не сразу нашел себе работу, пришлось доказывать, что он высококлассный инженер. Но он был настойчив! Трудился по двенадцать часов в день! Я могла только одно – учить детей музыке. Но где взять инструмент? Нашли в какой-то старой антикварной лавке страшно расстроенный рояль за триста долларов. Лена, вы не поверите, рояль был яркого желтого цвета. Нет, ну естественно, когда-то он был черным. Кто его так покрасил, кому это было надо?! Я не знаю! Но главное – этот звук. Я не была уверена, что из всего этого что-то может получиться. Но муж сказал: «Звони Мише, он специалист». Что было делать? Как-то надо было выживать, я позвонила Мише, сыграла ему в трубку терцию, Миша сказал: «Берите! Что, нету трехсот долларов? Сейчас привезу, отдадите, как сможете». Так мы купили этот рояль. И действительно, настройщик его довел до ума. Вот на этом самом инструменте я и начала давать свои первые уроки. Я учила детей музыке, они меня английскому языку. Вот так. Этот рояль до сих пор стоит у нас в доме. Рядом с дорогущей «Ямахой».

Нора задумалась, она вернулась в те далекие годы.

– Вы знаете, со многими этими ребятами я и сейчас дружу. И новых учеников еще беру. Но больше делаю это из любви к искусству. Вполне уже могу не работать. И возраст дает о себе знать, и денег зарабатывать больше не нужно. Все преодолели, все пережили. Было много разочарований, и друзья предавали, все было. Даже обокрали нас как-то. Чикаго! Ну, это длинная история. Жаль, Леночка, у нас с вами так мало времени. Рассказать-то есть что.

Нора улыбалась мне, своим воспоминаниям, и я слушала ее с нескрываемым волнением.

– А Борис в Америке очень известный и востребованный художник. Да вот, собственно, его картины висят! – Нора с гордостью указала на стены. – Я ни дня не жалела о том, что