Для Фридриха главным оставалось соединение войск Мансфельда и Христиана. Долина Неккар теперь была позади, Мансфельд и Тилли рвались к реке Майн, первый хотел помочь Христиану ее форсировать, второй должен был помешать этому. Для Мансфельда наикратчайший путь лежал через земли ландграфа Гессен-Дармштадтского. Безобидный князь был добропорядочным подданным империи, но не имел оружия, и когда Фридрих и Мансфельд появились возле его крошечной столицы, ему ничего не оставалось, как впустить их армию и оказать им гостеприимство. Дабы снять с себя ответственность, он пытался тайно сбежать, но его, грязного, опозоренного и со стертыми ногами, вернули из ночной вылазки и попробовали заставить отдать Рюссельхайм, небольшую крепость на Майне. Проявляя героическое упрямство, ландграф отказался, и Мансфельд продолжил путь к Майну, негодуя на себя за сделанный бесполезный крюк и везя с собой князя и его сына в качестве заложников[364].

Этот «крюк» оказал добрую услугу Тилли и Кордобе. Они опередили Мансфельда и пришли раньше к Майну, обнаружив, что Христиан уже занял плацдарм у Хёхста, в двух милях к западу от Франкфурта.

Армия Христиана насчитывала двенадцать — пятнадцать тысяч человек и имела всего три пушки, из которых две не действовали. Понятно, что он не мог затеять решающую схватку с превосходящими силами противника. Но герцог знал, что Мансфельд недалеко и ему крайне нужны подкрепления и деньги. Для Христиана было важно переправить через Майн как можно больше людей и награбленного добра, и он это сделал, отбиваясь от наседавших испанцев и баварцев. Христиан потерял две тысячи человек, почти весь груз, все три пушки, но переправился через реку и соединился с Мансфельдом, сохранив почти всю кавалерию и свои сокровища[365].

Согласно косной военной теории того времени Христиан, проявивший безрассудство и расточительство человеческими жизнями, потерпел сокрушительное поражение. Без сомнения, Тилли и Кордоба могли заявлять о победе, хотя и не достигли главной цели. Однако Христиан вряд ли заслужил тех обидных слов, с которыми встретил его профессиональный генерал, когда герцог предстал перед Мансфельдом и Фридрихом в отличном настроении, всем своим видом опровергая слухи о том, что его якобы убили[366].

В объединенных армиях едва набиралось двадцать пять тысяч человек. У Тилли и Кордобы людей было больше, но их безмерно измотали длительные переходы и две последние тяжелые битвы. Мансфельд злился на молодого князька, старавшегося главенствовать и за столом, и в разговорах. Всю весну и лето он периодически заболевал[367], чувствовал себя усталым и пребывал в плохом настроении. Денег по-прежнему не хватало, не помогли поправить ситуацию и награбленные богатства Христиана. Проблема фуража на оккупированных землях стояла одинаково остро для обеих сторон[368].

Единственным достоянием для Мансфельда оставалась его армия, и он не хотел рисковать ею в совместных действиях с безрассудным Христианом. Мансфельд не страдал такой же фанатичной преданностью делу протестантизма и в отличие от Христиана ценил жизни солдат. Без его поддержки Христиан вряд ли способен что-либо сделать, и через несколько дней после битвы при Хёхсте Мансфельд настоял на том, чтобы отвести объединенные войска через Рейн к Ландау и оставить правый берег реки противнику.

Они отходили на юг к Эльзасу, и это был очень своеобразный альянс лидеров отступления. Фридрих во время привалов объяснял ландграфу, что формально он не воюет против императора[369]. Мансфельд доказывал, как надо было поступать в сражении при Хёхсте. Христиан громогласно сообщил изумленным слушателям о том, что он одарил епископство Падерборн таким количеством «молодых герцогов Брауншвейгских», что они, когда вырастут, смогут держать в узде священников[370].

Три недели, проведенные в компании Мансфельда, открыли глаза Фридриху. Проходя по Эльзасу, войска сожгли город и тридцать деревень, их поведение окончательно подорвало его репутацию. В Страсбурге скопилось десять тысяч беженцев, пришедших сюда вместе со скотом, и голод угрожал как людям, так и животным. Неудивительно, что здесь без энтузиазма отнеслись к призывам встать на защиту германских свобод. Страна была настолько разорена, а деревни опустели, что Мансфельд не мог накормить свою армию и ему пришлось переместиться в Лотарингию[371]. «Надо же различать друзей и врагов, — печалился Фридрих. — А эти люди крушат всех без разбору… Они получают удовольствие, когда жгут, ими завладел дьявол. Я должен от них уйти»[372]. Мансфельд в равной мере устал от Фридриха, и 13 июля 1622 года он покинул его вместе с Христианом[373]. Фридрих, оставшийся без войск, без владений и почти без слуг, пристроился к дяде, герцогу Буйонскому, в Седане, и здесь в промежутках между купаниями и игрой в теннис занимался поиском новых союзников[374].

Мансфельд тоже подыскивал нового работодателя, а Христиан — новый способ служения протестантскому делу. Какое-то время они решили действовать совместно. До них дошли слухи о бедственном положении в Соединенных провинциях, и они двинулись на север. Перемирие закончилось, для голландцев наступили тяжелые времена. Испанские войска захватили соседнюю немецкую провинцию Юлих. Мориц мог лишь с трудом обеспечивать безопасность границ. О наступательных действиях не могло быть и речи, а летом 1622 года Спинола перешел границу, осадив ключевую крепость Берген-оп-Зом.

Не дожидаясь приглашения, Мансфельд и Христиан направились к осажденному городу наикратчайшим путем, оставляя за собой след пожаров, мора и эпидемий по всему маршруту — через нейтральные епископства Мец и Верден в Испанские Нидерланды. Их бросок был полной неожиданностью; Кордоба, послав на север горстку войск, безуспешно пытался остановить их у Флёрюса. Здесь 29 августа Христиан, предприняв пять бешеных кавалерийских атак, во время пятой попытки прорвал испанские ряды для себя и Мансфельда, смял противника и открыл дорогу для уцелевших остатков победоносной армии. Его ранили в правую руку, и ее пришлось ампутировать. Христиан использовал это событие для демонстрации своей необычайной физической стойкости. Руку удаляли под фанфары, а затем он выпустил медаль с надписью «Altera restat»[375]. Тем не менее 4 октября Христиан и Мансфельд вовремя прибыли к крепости Берген-оп-Зом и сняли с нее осаду.