Я даже не обратила внимания на разбитую кружку. Обернувшись, я уставилась на Леона круглыми и полными опаски глазами, затаив дыхание.

Он понял сразу. Еще в тот момент, когда я разбила кружку. Знал, что я знала.

И самое ужасное, я видела, как по его лицу расползается понимание. Как мимика меняется. Как из веселого и добродушного парня, который порой любит глупо пошутить, но при необходимости всегда защитит, он превращается в совершенно другого, незнакомого человека.

Человека ли?

— Шайс! — выругался он. — А я надеялся, у меня еще есть время. Кто проговорился?

Дыхание перехватило и, кажется, ненадолго даже остановилось сердце. Снова захотелось упасть в спасительный обморок.

А хуже всего, что он ждал ответа.

— П-простите.

Это единственное что я смогла выдавить перед тем, как сделала то, что нужно было сделать сразу — опустила глаза в пол.

Знакомый и привычный жест. Я делала так всегда, когда мама хотела закатить скандал. Так было безопаснее. Меньше шанса нарваться на пощечину.

— Ну что ты, милая.

Тихий голос обволакивал, скользил по комнате, как змея.

— Мы же столько времени шли к тому, чтобы ты перестала меня бояться. Неужели все было зря?

Я не видела, но слышала, как он приближается. Хотелось расплакаться и убежать. Третий раз за день я подумала о заманчивой перспективе обморока. Увы, ничего из этого мне не светило.

Колдун — а теперь я была полностью уверена, что это он, — подошел ко мне почти вплотную. Достаточно было сделать полшага, чтобы уткнуться в его грудь.

Двумя пальцами он обхватил мой подбородок, вынуждая поднять голову и посмотреть в его глаза.

Такой знакомый жест. Только раньше пальцы, которые делали так же, были затянуты в черную перчатку.

Глаза больше не были голубыми. В них то и дело мелькали фиолетовые всполохи.

Почему их не было раньше?

— Как ты узнала?

Нужно было продумать заранее, что я буду говорить на этот случай. Составить правдоподобную историю.

А я только и делала, что жалела себя вместо того, чтобы заниматься по-настоящему важными вещами.

— Имя, — выдавила я из себя, понимая, что правдоподобно соврать не получится и лучше сказать часть правды. — Леонхард. Я догадалась.

— Снова ходила в мою библиотеку? — вздохнул он.

Пальцы на моем подбородке разжались, а мужская рука дернулась в сторону.

Я зажмурилась, приготовившись к удару, но его не последовало.

Он аккуратно, почти нежно заправил мне прядь волос за ухо.

— Знаешь, я понял, что мне совершенно не нравится, когда ты меня боишься настолько сильно.

— Простите.

— Разве я сделал что-то, чтобы заслужить подобную реакцию?

Изящная бровь выгнулась, а губы искривились в ухмылке, которая перечеркнула ласковые нотки в его голосе.

Колдун отошел от меня, а затем уже знакомым мальчишеским жестом запрыгнул на столешницу, начав болтать ногами.

— Нет, господин.

— Это первый раз, когда ты назвала меня господином, — заметил он. — Неужели мое жуткое прозвище разонравилось?

— Простите, господин, — повторила я безжизненным, ровным голосом.

— Еще немного и я разозлюсь, — предупредил он, пригрозив мне пальцем.

Но я ничего не могла с собой поделать.

Украдкой я смотрела на эти черты лица и видела за ними незнакомца.

Леона, которого я знала, никогда не существовало. Осознать этот факт оказалось неожиданно больно.

Как будто близкий человек умер. Хотя он никогда и не рождался.

— Я просто не понимаю, — вырвалось у меня.

— Чего? Можешь спрашивать. Я не кусаюсь, честно. Ну не сегодня это точно.

Я прекрасно знала, что лишние вопросы лучше не задавать.

Когда-то давно я пыталась спрашивать у мамы, почему она кричит на меня. Обычно после этого становилось только хуже.

Со временем я привыкла, что если сносить придирки молча, в итоге меньше пострадаешь.

Хотя иногда характер все же давал о себе знать, прорываясь в упрямых словах, обвинениях, упреках.

За этими вспышками всегда следовали пощечины и, если отца не было в городе, то и длительные наказания.

— Как это возможно? — спросила я прежде, чем я смогла прикусить язык. — Я же видела вас… вместе.

Речь была сбивчивой и невнятной, но колдун понял, о чем я говорю.

— А, ты об этом? — хмыкнул он, щелкнув пальцами.

В углу кухни появилась знакомая высокая фигура, затянутая в черный балахон. Очень натурально. Даже фиолетовые глаза из-под капюшона светили как обычно.

— Люблю этот образ. Он так подчеркивает мои глаза, — жеманно хихикнул парень.

— Но ты порой бываешь так наивна, Лисэль Керн, — а вот это сказала уже иллюзия, причем тем самым пугающим почти потусторонним голосом, в котором слышался треск костра.

Ненастоящий колдун все еще стоял в углу, гипнотизируя меня взглядом, а слово снова взял Леон… Точнее, Леонхард.

— Ты все время забываешь, что я владею магией. Признаю, для меня это очень удобно. Но я все равно не могу понять твое упорное игнорирование этого факта.

— Там где я выросла, такой магии нет, — кивнула я.

— Конечно же, есть, — почти мягко улыбнулся колдун. — Просто ты о ней не знаешь.

Я ничего не ответила, но мой удивленный взгляд сказал все красноречивее любых слов.

— Ты же не думаешь, что кучка слабаков, неспособных на настоящую магию, могла удерживать меня в изоляции так долго? Поверь, у верхушки вашего ордена в запасе есть много козырей. Просто они не размениваются на мелочи.

— Это логично, господин, — кивнула я.

— Шайс! Ты меня довести хочешь?

— Нет.

— Тогда прекрати называть меня господином. Покорность тебе не к лицу, Лиса.

— Как тогда мне к вам обращаться? — спросила я своим самым покорным голосом.

— Для начала, было бы неплохо, если бы ты оставила этот формальный тон. Он меня нервирует, — скривился колдун. — И можешь продолжать называть меня Леон. Это все еще мое имя.

— Леонхард, — тихо поправила я.

— Да. В твоей стране произносили так. В Оснэйне, на территориях которого мы находимся сейчас, меня называли Леонард. Кстати, забавно, что на юге несколько веков назад появилась мифология, в которой так зовут демона шабашей. А я ведь никогда не любил вечеринки.

Казалось, он подшучивает над этой ситуацией, но мне не хотелось смеяться.

Приходилось напоминать себе, что человек с лицом Леона на самом деле им не являлся.

Возможно, поэтому я не могла выдавить из себя это имя, даже когда этого требовал почти прямой приказ колдуна.

— Я тут подумал, можешь называть меня, как тебе хочется, — сказал он после моего продолжительного молчания. — Главное, не Шаттенхард. Признаться, я ненавижу это прозвище.

Он снова спрыгнул со столешницы, так и не притронувшись ни к одному из пирожных, что было плохим признаком, и подошел ко мне.

— Зачем я вам?

— М-м,