У Дэймона другие планы. Он отрывает бедра от кровати, прижимаясь ко мне.

— Кто-то нетерпелив, — произношу я.

— Да, потому что кое-кто уже кончал сегодня вечером и может быть терпелив, потому что не ходит со стояком несколько часов кряду.

— Несколько часов... реально? Прошло всего два часа. В Африке, между прочим, голодают дети.

— Какое отношение это имеет к происходящему? — интересуется Дэймон.

— А разве ты не соотносишь все в своей жизни с этим? Это был излюбленный прием моей сестры. Если я, например, жаловался на холод, она всегда говорила о том, что в Африке голодают дети, подразумевая, что всегда найдутся те, кому труднее, чем тебе.

— Не задумывался об этом. Но уверен, что можно умереть от посиневших яиц.

— Уверен, что ты преувеличиваешь, — говорю я.

— Может и так. Но мне кажется, что я умираю.

Дэймон снова приподнимает бедра. Его член скользит по моему и, блядь, он такой твердый. Невероятно твердый.

— В таком случае, мне есть над чем поработать.

Я прикасаюсь губами к его плечу, а затем покрываю легкими поцелуями его грудь.

Прелюдия для меня — подготовить девушку к тому, чтобы я мог ее трахнуть. И как бы эгоистично это ни звучало, но если она кончала от того, как я её ласкаю, это означало, что мне не придется особо напрягаться, когда я буду её трахать. Да, в этом плане я та еще находка. Не могу сказать, что мне не нравились прелюдии, но, по большей части, для меня они были способом достигнуть определенной цели. С Дэймоном я хочу этого. Я наслаждаюсь его прерывистым дыханием и стонами, пока покрываю его тело поцелуями. Мне доставляет удовольствие исследовать его мускулистую фигуру, потому что я никогда не делал такого ранее. Это новое ощущение захватывает меня и оказывается гораздо более возбуждающим, чем я ожидал.

Единственным минусом было то, что я снова ощутил себя подростком. Руки дрожали, и неуверенность, что я, черт побери, не знаю, все ли правильно делаю, просачивалась наружу.

Но посмотрев на Дэймона, я увидел слегка приоткрытый рот и зардевшиеся щеки и понял, что иду в правильном направлении.

Я умышленно двигаюсь мучительно медленно не только потому, что это, кажется, истязает его, возбуждая меня, но и потому, что это дает мне запас времени, чтобы успокоить нервишки. Нужно сделать это как можно скорее, потому что я не смогу долго держать себя в руках. Я хочу, чтобы Дэймон был подо мной. Надо мной. Чтобы он был повсюду.

Я губами касаюсь его безволосой груди, и мне нравится ощущать гладкую, ровную кожу. Я скольжу языком вокруг соска, и Дэймон шипит сквозь зубы. Когда я спускаюсь ниже, вижу небольшую дорожку темных волос, которая ведет от пупка к моей конечной остановке.

Дэймон что-то бормочет от нетерпения, когда я вожусь с ремнем и молнией его джинсов. Я бросаю на него взгляд и вижу, как напряглись его бицепсы, пока он держится за изголовье кровати. Я уже усвоил, что Дэймон не любит терять контроль. Ему непросто, когда я веду его за собой, но для меня нет ничего сексуальнее, чем видеть, как он из последних сил пытается сдерживаться.

Сейчас он в моей власти, и осознание этого ударяет мне прямо в голову.

Откинувшись на пятки, я встаю на колени и стаскиваю с себя футболку. Я хочу прикосновений кожа к коже. Хочу всего.

Дэймон наблюдает, как я слезаю с кровати и встаю. Глазами он следит за моими руками, когда я стягиваю с себя джинсы и сбрасываю их вместе с ботинками и носками. Он помогает мне освободить и его от обуви, а затем я тянусь к его джинсам.

Дэймон прикусывает нижнюю губу.

— Ты знаешь, как сложно не командовать тобой сейчас?

— Конечно. И мне это нравится. Это мое шоу.

Он откидывает голову на подушку.

— Ты можешь, по крайней мере, действовать немного быстрее?

Что мне делать? Я не спеша освобождаю нас от нижнего белья, что, пожалуй, бью рекорд по самому медленному раздеванию в истории.

— Чтобы ты знал – я тебя просто ненавижу, — бормочет он.

— Через минуту не будешь. — Я ложусь на него, и наши члены идеально соприкасаются. От малейшего движения бедер у меня перехватывает дыхание. — Боже, какой кайф, — говорю я, когда наши тела прижимаются друг к другу.

— Возьми оба члена в руку, — командует он.

— Это мое шоу, — напоминаю я ему. — Или мне нужно заткнуть тебе рот, как ты поступил со мной?

— Можешь заткнуть меня поцелуем.

Дэймон любит мой рот, осознание этого полностью меня расслабляет.

Я переношу свой вес на левый бок, слившись с Дэймоном в поцелуе, и скольжу правой рукой вниз. Довольно сложно обхватить оба наших члена, но я смазываю нас предэякулятом от... Не знаю, от кого. Наверное, обоих.

Мои яйца переполнены, а болезненно твердый член вот-вот взорвется. Я начинаю интенсивно дрочить нам, и воздух накаляется. Ушли шутки, поддразнивания и медлительность. Мое запястье находится в неудобном положении, но даже этого неудобства недостаточно, чтобы лишить меня удовольствия, пронзающего все тело. Все, что осталось между нами, – это необходимость кончить.

Мне требуется собрать все силы, чтобы сдержаться. Я не хочу, чтобы Дэймон кончил мне в ладонь, – хочу, чтобы мой рот был на его члене в этот момент, – но не хочу останавливаться.

Дэймон отрывается от моего рта и практически рычит.

— Еще рано, — говорю я и нехотя отпускаю нас обоих. — Кончи мне в рот.

Я не знаю, откуда взялась такая решительность, и с учетом того, как я нервничал, казалось, у меня будет больше колебаний, но это не так. Я хочу этого. Я жажду всего этого. В одно мгновение я соскальзываю вниз, и его впечатляющий член оказывается на уровне моих глаз. Бархатистая кожа туго натянута, говоря о том, что он готов к освобождению.

— Ты не должен этого делать.

— Я знаю, что не должен. Я хочу. Охуенно сильно.

Я никогда не понимал девушек, которые утверждали, что любят делать минет, потому что в этот момент они контролируют ситуацию. Я всегда говорил что-то типа: «Как скажешь, но это у тебя во рту мой член». Я был уверен, что, трахая кого-то в рот, я имею все козыри на руках. Но когда член Дэймона оказывается у меня во рту, и парень начинает извиваться,