С минуту покликав мышкой по «Яндексу», я решительно записала на обрывке валявшейся рядом газеты адрес голландского посольства. Почерк получился какой-то не мой, а нервный и дерганый, буквы прыгали, произвольно переключаясь с русского на английский алфавит. «Каlashnый пер., д. 6», — усмехалась мне надпись на бумажке. «Черт, — опять проклюнулся откуда-то внутренний голос, — а нервишки-то беречь надо. Не сделала второй уже день подряд свою утреннюю йогу!»

Послав голос подальше, подумала еще немного и нашла там же на «Яндексе» интерактивную карту Москвы, нажала на печать и забрала выплывший из принтера листок с собой. Все улицы имели настолько другие названия, что у меня совершенно не было чувства, что я в родном городе. Обнаружив, что Гришин Хлебников переулок находился всего в пяти минутах ходьбы от посольства, а я в поисках интернет-кафе отковыляла в самый дальний и ненужный мне конец Тверской, я чертыхнулась. Обратно по такой жаре не поползу, исчерпаю на этом все отведенные на сегодня силы, а бог его знает, сколько их сегодня еще понадобится?

— Будем сегодня кататься на метро! — объявила я радостную новость Даше.

— На метро?! — удивилась девочка. — А это как?

— А вот так! Сейчас увидишь, дорогая. Это тебе не на папиной тачке с кондиционером.

Метро Дашу впечатлило неимоверно! Прилипнув носом к стеклу, она завороженно наблюдала покрытые черными кабелями, как щупальцами гигантского паука, стены тоннеля, а в одном месте нам повезло: два тоннеля соединялись в один широкий, и как раз в этот момент мимо пронесся смазанными огнями встречный поезд.

— Вау! — выдохнула Даша.

Настроение у ребенка было полностью восстановлено, и к посольству мы подошли бодрой походкой. Я шла умеренным шагом, держа девочку за руку, а она разгонялась и или прыгала вперед, насколько позволяли наши вытянутые руки, или присаживалась на корточки и проезжала на руке, как на качелях, оказываясь в метре позади меня. «Орррлята учатся летать», — припевала она постоянно, почти по-французски грассируя «ррр».

* * *

Мартяйн ван дер Сляус, подтянутый и щеголевато одетый в розовую рубашку и замшевую жилетку, немолодой уже мужчина, посмотрел на меня долгим взглядом, пригладил тонкими ухоженными пальцами седые виски и кивнул в сторону лежащих на столе курительных принадлежностей.

— Хотите сигарету? Я распорядился, сейчас вам принесут кофе, а вашей дочке апельсиновый сок.

Господи, до какой же степени я люблю эту, столь щедро приютившую меня страну, ставшую моим вторым домом! Хотя почему вторым? Первым, а, по сути, и единственным. Голландцы — один из самых приветливых и расслабленных народов, пожалуй, во всей Европе. Манеры светские и легкие, вмешиваются в твою жизнь ровно настолько, чтобы не показаться черствыми, но при этом и не помешать. И никогда не перейдут к деловому разговору, не предложив вам сначала чашечки кофе. Мне смертельно захотелось домой, обратно в Амстердам, где фантастические истории, подобные тем, что случилась со мной позавчера вечером, просто абсолютно невозможны!

— Спасибо, — сказала я, чуть ли не со слезами на глазах. — Только девочка — не моя дочка.

— Как вам будет угодно, — улыбнулся герр ван дер Сляус.

И чувство юмора у голландцев отличное, — думала я, не зная, как приступить к своему рассказу. Непонятно было, откуда следует начинать.

— У меня пропали все мои вещи. Сумочка с паспортом и деньгами… И обратный билет, — сказала я наконец, решив не сообщать ему обстоятельства, лишившие меня билета. — И это еще полбеды. За мной, кажется, охотятся бандиты, потому что я забрала у них из-под носа вот эту девочку, а она им очень зачем-то нужна. То есть я даже догадываюсь зачем. Они хотят похитить ее, чтобы повлиять через нее на ее отца, а он — то, что здесь сейчас называют олигархами. Ну, может не самый главный олигарх, а такой, не олигарх даже, а просто у него крупный бизнес, и, кажется, с бизнесом как раз у него проблемы. Поэтому и ребенка хотели украсть, но я успела ее спасти и убежать. А теперь я не могу его найти и даже не уверена, что он вообще жив, и ребенка мне деть некуда, и жить мне негде и не на что. Бандиты устроили засаду у моего дома, и я живу практически на улице, и что делать дальше — не знаю. Вот как-то так получилось…

Кажется, все это звучит полным бредом, — подумала я. И в чем, собственно, заключается моя просьба?

Но советник отнесся к моей истории на удивление серьезно.

— Как имя этого вашего «не самого главного» олигарха? — спросил он после паузы.

— Максим Аганов. У него больнично-аптечный бизнес. По всей России, кажется, в разных городах.

Советник закрыл глаза, подумал с минуту.

— Нет, не вспомню, что слышал такую фамилию. Но здесь по нашим меркам каждого крупного бизнесмена можно назвать олигархом. И проблемы их тут прямо пропорциональны их состояниям. Если вы говорите, что ваш Аганов — крупный бизнесмен, то не удивлюсь, что все происходило именно так, как вы и предполагаете. Ребенок, скорее всего, понадобился для урегулирования какой-то спорной ситуации в бизнесе. Такое варварство здесь до сих пор применяется сплошь и рядом. Русские дети поэтому часто ездят с телохранителями и ходят в закрытые и охраняемые детские учебные учреждения. Как это ни прискорбно. Да что я вам рассказываю? Вы же отсюда?

Я кивнула.

— В каком году уехали?

— В девяносто четвертом… — протянула я тоскливо.

— Вовремя.

В дверь постучали, и на столе появились кофе и Дашин сок. Советник подошел к шкафу и налил себе виски.

— Не желаете?

Я не желала.

— Дикая страна… — продолжил герр Сляус. — Полжизни, причем любой ценой, здесь кладется на зарабатывание денег, если, конечно, применяемые в российском бизнесе приемы можно назвать словом «зарабатывание», а вторые полжизни уходят на то, чтобы строить глухие заборы, нанимать охрану для детей и покупать бронированные автомобили, ведь то, что удалось «заработать», надо еще как-то удержать. И никаких денег все равно не хватает, чтобы оградить себя от проблем, получается замкнутый круг. Про Ходорковского слышали? Ну вот… А ведь богатый был человек, а сейчас шьет тапочки на краю света, и деньги ему его не помогли ничем. А могу я спросить, какова суть ваших отношений с этим бизнесменом?

— Да в общем-то весь идиотизм заключается в том, что никаких отношений у нас почти и нет. Я приехала к нему знакомиться, у нас началось что-то типа романа по телефону, и все. Я и видела-то его раза три в своей жизни. И так вышло, что осталась у него дома, а он уехал, и в этот момент как раз пришли за ребенком, и мне пришлось ее схватить и убежать. И я настолько про него ничего не знаю, что сейчас у меня один только его имэйл и есть на руках, а он на него не отвечает.

Советник покачал головой:

— А где мать девочки?

— Уехала из Москвы на пару дней и оставила ребенка на Максима.

В комнате было приятно прохладно из-за работающего кондиционера. В углу висел портрет королевы. На обтянутом тонкой кожей столе стояли красивые канцелярские приборы и фотография советника с женой и детьми. Все было таким умиротворяющим, что все мои несчастья казались надуманными. Мне стало стыдно отрывать у государственного человека его время.