будет препятствовать. Ему не нужны проблемы с Орденом и храмовиками Сарона, считающими любые знания священными.

Ее смерть будет легкой, он предоставит ей лучшего палача.

Но он вдруг замирает напротив изящной тиары, которую изготовили на заказ специально ко дню коронации, представляя, как эта корона будет смотреться в белокурых волосах Антуанетты, как камни будут оттенять цвет ее небесно-голубых глаз. И он вдруг вспоминает, как неумело она пыталась с ним договориться, когда ее только привезли в Эсмар – дурочка думала, что их брак сможет остаться формальностью. Она высокомерно заявила, что ее сердце отдано другому, что она уже не девственница и не желает делить с ним постель, что ненавидит его и единственное, почему пошла за него – это Саорель. Она была так отвратительно самоуверенна, считая, что он этим проникнется, что не посчитает себя обманутым, что проглотит это. Нет, не проглотит.

И невзирая на то, что он взял порченную девку, наутро он порезал себе запястье, окропляя простынь кровью, тем самым, оставляя доказательство ее мнимой чистоты. Он спас репутацию этой глупой девчонки. Была ли она ему благодарна? Нет.

Она кричала, вопила, истерила и рыдала. Она делала все, чтобы он испытывал к ней только отвращение. Подсунула ему Элен, буквально всюду он натыкался на нее, пока не обнаружил в своей постели обнаженную. А затем узнал, что жена флиртует с другими мужчинами. И саорельская подстилка не останавилась даже, когда весь двор узнал о ее падении. Когда его отец написал ему на поле боя, что жена не гнушается устраивать балы, тратит баснословные деньги на развлечения и спит с его поддаными. Разговор должен был быть коротким – «упеки ее в монастырь или казни эту дрянь, Реиган! Она позорит твое имя!» – требовал отец в письмах. Южане тогда поднимали головы, а Саорель волновался, и казнить принцессу Уилберг не мог, хотя и презирал всей душой.

Он хорошо помнит, как вернулся в Тин. Неожиданно для принцессы. Он спросил ее, верна ли она ему, и что она делает, пока он каждый день на войне, в грязи и крови? Чем занята? Насколько печется о своем Саореле? И что – она смеялась, как безумная, уверяя, что будет отдаваться каждому мужчине, который ее захочет. Только не ему. Не убийце генерала Берка. Не своему законному мужу.

Он помнит, как бросил ее на постель и разорвал на ней платье. И как она испугалась. Впервые. Как начала оправдываться, лгать, что придумала все, молить, чтобы не трогал. Он и не собирался. Ее красота – всего лишь обертка, а внутри гнилое нутро. Антуанетта-Аннабель вызывала у него брезгливость. После ее бесконечных измен, интриг, глупых выходок Уилберг не желал к ней не то, что прикасаться, видеть ее, дышать с ней одним воздухом.

Он запрокидывает голову и запускает пальцы в волосы.

В тот день он ее высек. Да так, чтобы слышали слуги и придворные. Так, чтобы весь дворец гудел. Так, чтобы его отец позабыл о ее казни, удовлетворившись тем, что девчонка наказана. А Финча он после приставил за ней ухаживать, как и Элизабет. И приказал им писать о ее поведении и поступках, и оба писали – что принцесса запросила настойку против беременности. И Реиган позволил ей эту настойку пить, разрешая Финчу выписывать ее через Элизабет. Только потому, что не желал грязных выродков от своей благоверной.

А от лорда Мале, камергера отца, он потребовал доклада – кто из мужчин был с его женой близок. И имена он получил еще очень давно, и список рос с каждым годом их супружества. И Уилберг уже давно разделался бы с каждым, если бы не отец. «Не можешь усмирить эту сучку, Реиган?! Она всего лишь женщина! А эти лорды – дети влиятельных семей Эсмара! Я должен убить каждого? Не видишь, что именно этого и добивается твоя саорельская потаскуха?»

Конечно этого. И много чего еще.

Ее истерика до сих пор стоит у него в ушах: «Почему ты не сдох, Реиган? Гори в аду! Умри! Будь проклят!»

Уилберг берет хрупкую тиару, кладет на ладонь, разглядывая блеск топазов. Он знает, что в этой тиаре, в платье, усыпанном камнями, маленьких атласных туфельках его жена будет бесподобна. Она самая красивая женщина Эсмара. Она умеет очаровывать и покорять мужчин. Но он давно не видит ее красоты, в ней есть лишь уродство – гнилая и грязная душа.

– Ваше величество, карета подана, – его беспокоит робкий стук в дверь, и Реиган кладет хрупкую тиару на подушечку, медленно надевает перчатки и следует к выходу.

Он поедет верхом, а карету погонят порожней. Он лично заберет жену из Рьена. После коронации ляжет с ней в постель и сделает, что должен. Несмотря на то, что она отдавала себя много раз другим, и ему тошна одна лишь мысль, что нужно заняться с ней любовью. Нет, он не будет аккуратным. Если понадобится, то возьмет ее силой. Она понесет от него, а чтобы не смогла навредить его планам и выпить настойку, он запрет ее в четырех стенах, поставив соглядатаев, окружив ее безмолвными и презирающими ее фрейлинами. Теперь эта женщина никуда от него не денется, она – его, он в своем праве.

Глава 23

Снова накрапывает дождь, и Реиган спешивается прямо в грязь, чтобы убедиться, что дерево перегородило дорогу – карета не пройдет. Он ждет, пока дерево оттащат в сторону, глядя на грозовое вечернее небо и уже видит очертания замка, и почему-то его сердце в предвкушении сжимается.

Не терпится.

Внутри все лихорадит.

Он рывком взбирается в седло, велит подчиненным следовать в Рьен, как только дорога будет свободна, а сам скачет вперед. Не знает, чего хочет – ее увидеть. Эти глаза. Услышать голос.

Стегает лошадь хлыстом. Он вдруг представляет, как Антуанетта изменяет ему с каким-нибудь солдатом из его отряда, как отдается в постели, цепляясь ногтями за спину, как целует чужие губы, как стонет.

– Пшел, – рычит Уилберг, погоняя коня.

Дождь расходится. Черные волосы императора тяжелеют, пряди лезут в глаза, но он гонит коня все-равно, безрассудно быстро, пока в небе не вспыхивает молния. Она прорезает тьму, вспыхивает яркой белесой ветвью и бьет в землю прямиком перед конем. И тот встает на дыбы и падает на спину… на всадника.

Тяжелая туша наваливается, и трещат ребра, раздается хруст. Но последнее, что слышит Уилберг – грохот грома. Капли падают ему на лицо, он смотрит в