– А ты полагаешь, мне когда-нибудь нравилось читать или думать? – улыбнулся Андрей, перепрыгивая с плиты на плиту. – Это тебе нравилось. Это ты духовная личность, а я сторонник равноправия души и тела. Слушай, ты почему меня всё время путаешь с собой?

– Извини, по привычке, – отозвался Иван. – А на счёт равноправия души и тела ты сильно заблуждаешься. Ты, Андрюха, просто давно не видел старости. Если бы ты видел её – у тебя бы язык не повернулся говорить о каком-то там равноправии. Душа к старости светлеет, а тело рассыпается. Неужели это не намёк, что чего стоит?

– Но тогда и солнце – дешёвка? И море, и физический труд? – смеялся Андрей. – И женская красота? И земная твердь?

Ах, как он был прав в своей белой рубашке!

– Я думаю, – произнёс Иван, – чтобы приобщиться к местной правде, надо всё внутри себя стереть. Тут не годится подмосковный склад души – я это чувствую! – Он замолчал и, взглянув на Андрея, всем сердцем выдохнул, – и я чувствую большую потерю! Потому что, как только ты примешь эту новую средиземноморскую…

– А ты не чувствуй потери! – перебил его Андрей. – Ты чувствуй приобретение – что твой друг, наконец, выпутался! Ты вот всё говоришь «правда», а ты знаешь, какая в этом правда, взять и выйти в море на своей лодке! И чтобы на берегу у тебя была женщина, от которой боги могут тебя оторвать на двадцать лет, но когда ты внезапно вернёшься – у неё на столе будет ждать тебя твоё любимое блюдо, и твоя рубашка будет свежая лежать на кровати…

– Где ты набрался этой пошлятины? – сказал Иван.

– Почему пошлятины? – немного порозовев, но опять не обидевшись, возразил Андрей. – Это всё хорошие, чистые вещи. У меня будет парусная лодка. Ты ещё сам будешь ею править – дай только срок. И у дома моего будет имя. Здесь каждому дому даётся имя. Например, «Brave heart», или «Molly dear». А я назову дом по имени моей жены. Дураки могут смеяться.

– Я не смеюсь! – возразил Иван. – Я удивляюсь, какие вы все одинаковые – как будто вас шлёпали на одном диснеевском заводе. Заглатываете рекламу и мните, что нашли себя. Лодка или катер, дом на море или дом в Альпах, плюс красавица! Некоторые, правда, ещё участвуют в интернет-спасении мира. Но, Андрей, ведь это всё фантики! А хотя, что я тебе объясняю, ты всегда любил попсу! – Иван махнул рукой и, сойдя с камней, взбежал вверх по откосу, туда, где пролегала дорога над морем.

– Левее бери! – смеясь, крикнул Андрей. – А то на птицеферму угодишь! Нам левее!

Иван рванул было вперёд, но споткнулся о камень и, ошпаренный внезапным стыдом за всё, что наговорил, остановился подождать друга.

На беглый взгляд, городок, где они очутились вскоре, ничем не отличался от того, куда привёз их автобус. Но Андрей указал Ивану на отличие. На центральной площади была достопримечательность – древняя прачечная. Она представляла собой осенённый фигурой Мадонны свод с рядами каменных раковин. По стенам в раковины стекали ручейки родниковой воды.

– Тут и сейчас стирают – сказал Андрей. – Так, если кому охота постирать на людях.

– Да… – кивнул Иван. – Мне нравится. – И зашёл в тень свода потрогать мокрые камни. Детская страсть археолога колыхнулась в нём. – У тебя есть чего-нибудь такое? – спросил он, обернувшись. – Платок?

– Постирать охота? – заулыбался Андрей. – Ничего у тебя не выйдет! Для этого надо быть женщиной, родившейся в здешних местах! – объяснил он с гордостью и потянул его за локоть. – Пойдём! Мы сейчас выйдем на такую вертикальную улочку – и там уже до дома три минуты!

Прачечная умилила Ивана. «Ничего не видел, ничего не знаю о мире. А сколько протеста! “Манная каша” выражает осуждение!..» – мысленно бранил он себя.

– Мой дом, – по дороге рассказывал Андрей, – это не просто дом! Странно и нелепо, что его продали иностранцу. Тут жил настоящий герой-антифашист! Спасал евреев, партизанил. Там ещё была большая любовь, но это я потом расскажу. После войны это всё досталось наследнику, но он здесь не жил. А наследники наследника выставили дом на продажу. Мне всё это в агентстве рассказали. Так что вот – угрохал все деньги, и у меня ещё долг. Осваиваться начну не скоро. Но всё равно – главное сделано!

Они спустились по солнечной, вертикальной почти что улице. Случись здесь русская зима – путь вниз превратился бы в трассу для бобслея, заканчивающуюся трамплином в море. Позади домов желтел апельсиновый лес, расположенный ярусами. Перед одной из оград Андрей остановился и, улыбнувшись, ни слова не говоря, отпер деревянную дверь в сад.

Иван увидел маленький дом из местного камня, с плоской средиземноморской крышей и крылечком, в тени которого спрятался каменный умывальник и барельеф Мадонны. «Опять, этот чудесный камень у них повсюду!» – растеряно подумал он. Тут сильный шелест апельсиновой листвы, не многим отличный от шелеста дачных яблонь, охватил его и пронял насквозь.

– Ну, ты, я вижу, рад? – волнуясь, спросил Андрей. – Нравится тебе, я вижу.

Иван кивнул. Он поднялся на крыльцо и, прежде чем войти в дом, долго смотрел на умывальник и барельеф.

В комнате Иван увидел лёгкие кресла в желтую и голубую полоску с размывами, и такие же, с размывами, жёлто-сине-зелёные полосатые занавески. Вдоль стены располагался белый камин и кровать, укрытая синим пледом. Со второго этажа, куда они взобрались по шаткой лестнице, виднелось полукружье моря, а перед ним – спускающийся широкими террасами сад. Прилегающий к дому кусочек сада тоже принадлежал Андрею. За него следовало ежегодно платить налог, но это не смущало хозяина. Как понял Иван, Андрюху и вообще мало заботили предстоящие трудности – он был оголтело рад своей авантюре.

– Пойдём, посмотрим деревья, – сказал Иван, в шелесте листвы чуя свою стихию.

Это был чистый, набожный и вместе с тем отважный сад, земля, исполненная добродетелей. Зимние штормы не мешали ей плодоносить. Хозяева обрабатывали её с молитвами. Иван сел на корточки и потрогал землю. Несмотря на зимний сезон, она оказалась пыльной.

Андрей собрал в пакет осыпавшиеся плоды. Он ещё не обзавелся корзиной.

– Мне даже неудобно перед апельсинами! – сказал он. – Что я их вот так, в пакет! – И как будто в оправдание добавил, – вообще-то они кислые.

Стемнело быстро. Птицы улеглись, забелели игольно-тонкие звёзды. Шелест моря у подножья рощи стал громче.

– Телевизора нет! – похвастался Андрей, когда они возвратились в дом. – Есть ноутбук, но здесь я его не достаю. Давай ужинать? У нас с тобой вино и пирог – плохо ли?

Иван глянул в окно – там, между веток, он сразу увидел звёздочку. Было ещё не поздно, одиннадцать – по московскому, восемь – по местному, но после задержки в аэропорту сознание расплывалось.

– Не хочется есть, – сказал он. – Засыпаю… – и, увидев разочарованную мину Андрея, добавил, – утром. Утром всё расскажешь. Хочешь, встанем в пять?

Андрей рассмеялся и отвёл его спать – на тот самый синий диванчик с пледом, а сам по скрипучей, давно уже аварийной лестнице поднялся наверх.