Маршрутка долго стояла, ожидая заполнения, но бродягу молоденький паренёк-водитель не беспокоил, будто старик неприкасаемый или невидимка. Правда, в отличие от «шефа» пассажиры его преотлично узревали и унюхивали. И старались садиться подальше, потный запашок-с его немытого тела им активно не нравился. Никто не сел рядом, даже когда рейсовик отъехал от автостанции, включился эйр-кондишн, и амбре несколько рассеялось.

Только одна женщина, средних лет, скромно одетая шатенка, не побоялась устроиться на заднем ряду сидений и даже оделила старика-соседа спокойной доброжелательной улыбкой.

Бус ехал быстро, парень торопился окончить смену и, наверное, отправиться на свидание. Справа от него, у выходных дверей, мелькал пёстрыми картинками объёмный дисплей, настроенный на один из местных молодёжных сетевых каналов.

Почему-то транслировался микс из композиций исполнителей, популярных солидное количество лет тому назад, «…Беги по небу, беги по небу, только, только не упади!» – пел Макс Фадеев, «Люби меня, люби, ночью и днём!» – вторили ему «Отпетые мошенники», которых сменил «Скрип колеса, лужи и грязь дорог!» Игоря Саруханова, а после него «Руки Вверх!» попросили солнышко ясное «…подойди поближе, поговори со мною, я так хочу услышать голос твой!», и затем, поспрошав суку-любовь, «…Как бы мне тебя не убить? не любить тебя как?!», Михей-&-Джуманджи вернулись и отправились «…туда, где не ждали, туда, где забыли!», и вслед за ними – чарующим голосом солистки Евы, некогда заворожившим всё постимперское пространство, – «Плачь, плачь, танцуй, танцуй, беги от меня, пока не поздно!» любимой девушке посоветовали «Гости из будущего»…

Грудной вибрирующий голос виджей-гёрл, яркой гибкой брюнетки восточного типа лет восемнадцати от роду, разнёсся по салону в перерыве между роликами:

– …а кто джампанул в спейс май вандефул прогрэмм «Батина Фонотека» сей мувмент, слухай сюда! Ты заполучил в ухи ретромузу из архива легендарной станции «Радио-Сок-эф-эм»! Коммерси стэйшн намба раз в наших степях…

Старик открыл глаза, с восхищённым выражением лица покрутил головой, усмехнулся и вновь отгородился морщинистыми веками от современной реальности, что проносилась мимо за окном электробуса и в проекционной сфере дисплея. В эпоху основания радио RSFM эта действительность ещё крылась в непроглядном тумане грядущего.

Но буквально через пять минут он убрал морщинистые перегородки. Вздрогнул, когда услышал виджейское грудное вибрирующее:

– …легендар-рной супер-ргруппы «Машина времени» из альбома «Отр-рываясь»… – распахнул глаза и вцепился скрюченными пальцами в спинку переднего сиденья.

«Когда погасят свет, когда меня больше нет, когда затихнут слова… Ты помни… я рядом с тобой… Ты помни… я рядом с тобой».

Песня отзвучала, сменилась очередным выдержавшим экзамен времени шедевром, но бродяга ещё некоторое время сидел, напряжённо выпрямившись. Взгляд его был отсутствующе-рассеянным, будто зрил в салоне электробуса нечто, никому более не видимое. Затем опустились руки, опустились веки, и старик обмяк, расслабленно откинувшись на спинку.

Чуть позже он опять открыл глаза, бросил внимательный взгляд вдоль тёмного салона, освещённого лишь мелькающими цветовыми пятнами видеоклипов. Увидел плечи и затылки пассажиров, которые от нечего делать смотрели онлайн-трансляцию канала.

И губы бродяги зашевелились, его рука с разложенным в антенну цилиндром скользнула к шее скромно одетой женщины, не побоявшейся его соседства… Сдавленный стон был заглушён громкой музыкой, и доброжелательная попутчица, аккуратно прислонённая стариком к стеночке, дремала до самого города.

Через сорок минут, спустя несколько десятков километров, рейсовик катился уже в большом городе. Проехал заречные районы, пересёк длинный мост через широченную реку и мимо крытого амфитеатра цирка свернул налево, оставив за кормой прибрежные небоскрёбы, первым из которых был знаменитый «Парус».

Десять минут по городским магистралям, несколько остановок, на одной из которых покинула салон проснувшаяся шатенка, тоже заполучившая от попутчика шанс подняться, и:

– Конечная, – объявил водитель.

Несколько оставшихся пассажиров потянулись к выходу. Последним выходил тот, кто сел первым. Он задержался рядом с пареньком и спросил:

– На жэдэ-вокзал какой маршрут отсюда идёт?

– Центральный или южный? – уточнил водитель.

– На кой мне та долбаная яма… Центральный, ясный пень, – буркнул пассажир.

– На первом доберёшься.

– И без тебя знаю, – буркнул высокий бродяга, вылезая из салона, сложившись чуть ли не вдвое, чтобы не стукнуться о край проёма.

– А на кой спрашивал?! – возмутился юнец.

– Из вредности. Такой вот я нудный.

– Пошёл ты в жопу, дед! – послал его водитель и вдруг спросил подозрительным тоном: – Погодь! Чего-то я не помню, чтоб ты платил за проезд… Ты откуда взялся в моей машине?..

– Я только-только оттудова. Живу я там, чтоб ты знал, – сказал старый бродяга, уже стоя на тротуаре, и коротко рассмеялся. Смешок прозвучал зло и иронично.

Как и голос. Такой голос в кино у героев-маньяков бывает. Холодный, напряжённый, насмешливый, нелюдской какой-то. Странно, что человек, способный смеяться ТАК, не свернул в лес тогда, с пустынной дороги от станции к селу, вкрадчиво суля доверчивым детишкам жвачку и конфетки…

Из салона он вылез в тёмный переулок, сбоку от громады торгового центра, и побрёл к освещённой улице, что бежала вдоль фасада. Не слушая оскорбительных выкриков парня, который побоялся покидать свою машину. Прямо на ходу шаркающая старческая походка выравнивалась, шаги становились упругими, плавными, скользящими…

Дойдя до угла здания молла, бродяга вышел на свет.

И это уже не был старик. Он резко помолодел, хотя вовсе не избавился от бледности и измождённости. Куда-то исчезли лет двадцать возраста, будто пожилое тело искупалось в эликсире молодости! То ли ретромузыка, звучавшая в салоне, оказалась волшебной, то ли ещё что-то наделило его энергией.

По улицам, залитым светом фонарей, экранов и витрин, он вышел на широкий проспект. По центральной аллее были проложены и трамвайные рельсы, а не только тротуар и два ряда деревьев.

– Ну, здравствуй, дорога разочарований, – сказал он тем же убийственно-спокойным тоном, – я снова припёрся за шансом, как видишь. Сумел вырваться. Я же обещал, что вернусь. Хоть на миг повторюсь. И попытаюсь ещё раз. Ты не верь слезам, всё вернётся после долгих ночей. Былью сладкий сон обернётся.

Бродяга встал на остановке. Слева проспект резко подымался в гору. Человек с ожиданием во взгляде посмотрел туда. За его спиной, возвышаясь над косматой головой, к столбу было прикреплено табло с указанием номеров проходящих здесь маршрутов.

Позиций было пять, но в четырёх овальных, похожих на нули окошках ничего не светилось. Они были пусты, эти четыре светлых пятна на тёмном фоне.