Он познал немало женщин, однако ни одна из них не подарила подобного блаженства. И сейчас хотелось, чтобы ночь не кончалась, а объятия длились вечно.

Селина потерлась щекой о его плечо и пробормотала:

– Очень стыдно желать тебя снова.

Сон медленно отступил. Ленивое блаженство удерживало в туманном пространстве между ночной тенью и смутным сознанием. Откуда-то доносился аромат только что сваренного кофе. Селина приподнялась на локте, убрала с глаз спутанную прядь и посмотрела вокруг.

Никого.

Неужели он сварил кофе и уехал?

Нет, с улицы доносился единственный в мире голос. С кем он разговаривает? Она прислушалась и тихо засмеялась. Тревор разговаривал с конем. Пантер не испугался грозы, сам нашел конюшню и благополучно укрылся от стихии. О господи, что за ночь! Щеки горели. Селина вспомнила огненные поцелуи и провела пальцем по нижней губе. Его руки, его губы были повсюду. Воспоминания нахлынули теплой волной. Он знал каждый уголок ее тела лучше, чем она сама. Сердце вздрогнуло: о чем он думает утром?

Тревор открыл дверь, прислонился плечом к косяку и посмотрел так, как умел смотреть только он.

– Селина.

Желание вновь властно заявило о себе, требуя немедленно увлечь любимого в постель. Она смущенно натянула одеяло и подняла глаза.

Тревор усмехнулся.

– Забавно. Стесняешься после всего, что между нами было?

Она слегка покраснела.

– Да. Довольно глупо, конечно, но почему-то стесняюсь.

– Согласен: действительно глупо. – С очаровательной улыбкой Тревор прошел в комнату и налил кофе. – Одевайся. Поедем отсюда, пока я снова не набросился на тебя. – Он многозначительно вскинул брови.

Селина нервно вздохнула и натянула одеяло до подбородка.

Тревор снова улыбнулся и подул в чашку.

– Хорошо, что здесь нашелся кофе, пусть и прискорбно несвежий.

Ответа не последовало, и он заговорил мягче.

– Ну же, малышка, развеселись немного. – Чем тише и ровнее звучал голос, тем более настойчивым выглядел его обладатель. – Скажи, когда надо будет помочь с пуговицами или с чем-то еще; често говоря, в одеяле ты выглядишь смешной.

– Я смешная? – удивилась Селина.

– Смешная и очаровательная.

– И поэтому ты собираешься смотреть, как я одеваюсь? – От одной лишь мысли по телу пробежала дрожь.

– Тебе известно, что испытание практически невыносимо? – спросил Тревор внезапно охрипшим голосом. – И все же надо возвращаться домой: гроза прошла, и если мы здесь задержимся, кто-нибудь обязательно приедет.

Селина встала и за спиной Тревора оделась, насколько смогла. А когда пришло время застегивать пуговицы на спине, он подошел с чашкой в руке и протянул, предлагая.

Селина отхлебнула и поморщилась.

– Ты прав. Кофе несвежий.

Он прижался лбом ко лбу Селины.

– Попросим у Золи нового?

Селина коснулась губами его губ. Он был так близко, что удержаться от поцелуя, пусть даже самого легкого, оказалось невозможно.

– Боюсь, что пока не смогу показаться на людях.

– Отвернись, надо заняться пуговицами, – приказал Тревор. – А то сама знаешь, что случится. – Он забрал чашку, но прежде чем повернуть к себе спиной, прижал ее ладонь к бугру на бриджах.

Желание пронзило с нестерпимой остротой. Селина вздрогнула и сжала руку.

Тревор на миг замер, а потом взял ее за плечи и решительно повернул.

– Все, хватит. Надо застегнуть пуговицы.

Домой они вернулись на одном коне. Селина сидела в теплых надежных объятиях Тревора и грустила: скоро она уедет в Сан-Франциско и больше никогда его не увидит. Что несет с собой едва начавшийся день?

Надо ли признаться, что до этой ночи она не подозревала, насколько прекрасна любовь и какое счастье дарит обладание любимым человеком? Как прореагирует Тревор, услышав, что встреча в хижине стала для нее волшебной, что она никогда не забудет его удивительные ласки? Нет, пусть чудесные воспоминания навсегда сохранятся в тайне.

Для Тревора это рядовая встреча с женщиной. Скорее всего в его глазах небольшое приключение ничем не отличается от всех остальных, если не считать ее неопытности и наивности. Должно быть, он сразу забывает о своих мимолетных интрижках. Как больно и обидно: важное для нее переживание для него останется всего лишь случайным развлечением.

Как бы Селина ни старалась убедить себя в необходимости забыть Тревора Андруза, из темных глубин сознания настойчиво всплывала неутешительная и неоспоримая истина: она готова без памяти в него влюбиться.

Тревор с трудом сдерживал желание провести ладонью по восхитительно мягкой груди, погрузить лицо в душистые волосы, силой воли подавлял готовое вспыхнуть вожделение. Очень не хотелось разрушить спокойную доверчивость, вспугнуть интимное молчание.

Что теперь делать, как себя вести? Требовалось время, чтобы обдумать сложившиеся обстоятельства.

Утро не позволило собраться с мыслями: чувства и впечатления были еще слишком свежи, – однако возникло смутное сожаление по поводу скоротечности счастливой ночи, а на смену ему пришло нежелание покидать Карлтон-Окс: отъезд означал долгую разлуку. Промелькнула безумная идея взять Селину с собой в Китай. Разве она не говорила, что мечтает о кругосветном путешествии?

Что же теперь делать? Давно известно, что его ждет долгое плавание, а ей предстоит переезд в Сан-Франциско. Жизненные пути разойдутся; изменить судьбу невозможно.

Или все-таки возможно?

Проклятье! Он вовсе не пара этой чистой, искренней, почти сказочной фее; ему не место в ее жизни.

Вдалеке показался дом, и Селина внезапно занервничала.

– Почему я чувствую себя ребенком, без разрешения запустившим руку в вазу с печеньем? Мы взрослые люди, а я к тому же вдова.

Тревор обнял ее еще крепче.

– Вспомни, что я говорил насчет твоего страха перед мадам Шарманте. Сейчас ты боишься точно так же, как перед балом, когда поспешно убегала с сеновала. Если грозная модистка все еще здесь, держись спокойно и с достоинством, а все остальное предоставь мне.

– Спасибо. – Селина благодарно сжала лежавшую на талии руку.

Едва они въехали во двор, как главный конюх поспешил навстречу. Тревор передал ему поводья, снял Селину с седла и на руках отнес на веранду: в грозу она потеряла туфли.

Дом показался необычно тихим и пустынным. О жизни напоминало только громкое тиканье старинных напольных часов в холле. Тревор отнес Селину в ее комнату и распахнул дверь.

Мари стояла возле комода со стопкой постельного белья в руках, однако, едва увидев госпожу в сопровождении молодого хозяина, поспешно открыла французское окно и выбежала в галерею.