Людка бросается вон из зала. В туалете пытается прий ти в себя. Умывается, полощет рот.

Подходит Мария с бутылкой воды:

— Что ты! В Индии воду из-под крана нельзя употреблять внутрь ни в коем случае!

Подруги возвращаются наконец в зал. И там встречают Ротана. С опозданием, но все-таки он предупреждает, что в Индии традиционная кухня очень острая. Это связано с кишечными инфекциями. Так что иностранцам надо быть более чем осторожными в выборе блюд.

В общем, в итоге завтрак оказывается весьма скудным. Съедают по чашечке риса. И запивают его зеленым чаем.

С этого момента Индия то и дело потрясала их своими контрастами. Ведь русский человек, насмотревшись индийских фильмов с красивыми актерами, танцами, песнями, представляет жизнь в этой стране сплошным праздником, полным театральных страстей.

Но за порогом отеля их ждал другой мир. Мир чудовищной нищеты и грязи. Причем не привычной глазу европейской бедности, а азиатской нищеты: в лохмотьях, болячках, среди трущоб и помоек.

На улице их сразу обступил десяток чумазых полуголых ребятишек. Они протягивали худые руки и кричали на английском: «Дай рупию!»

Людка имела неосторожность протянуть им серо-бурую бумажку с изображением тощего лысого человека — Махатмы Ганди — со словами:

— Это на всех!

Схватив ее, самый шустрый черноглазый сорванец с плутоватой улыбкой на лице побежал прочь. А все остальные снова кинулись к ней.

Хватаясь за одежду, они протягивали к ней грязные ладошки и яростно вопили свое: «Дай рупию!»

Людка растерялась. И стала оглядываться по сторонам в поисках помощи. Выручил водитель Рамеш. Так гаркнул на нищих, что они отскочили. И притихли в сторонке.

Этого мгновения гостям хватило, чтобы заскочить в белый микроавтобус. И навсегда покинуть место своего первого ночлега.

Все участники поездки почувствовали себя чрезвычайно обогащенными новыми впечатлениями.

Теперь путь их лежал туда, где в знойном мареве виднелся, словно повисший в воздухе, силуэт белоснежного мавзолея. Это была визитная карточка страны. Тадж-Махал.

Ротан включил микрофон и начал рассказ об истории страны.

А за окном автобуса — чудовищное смешение людей, коров, машин, моторикш, мотороллеров, тук-туков и повозок. Все это куда-то двигалось, ехало, ползло, непрестанно мыча, сигналя, фырча и газуя.

На стоянке, где собралось небольшое стадо из автобусов, к ним подошел местный гид. Это был круглолицый юноша-индиец, одетый в цветастую рубашку, едва сходившуюся в области живота.

«Наверное, студент», — подумала Крылова. И судя по всему, не ошиблась. Похоже, что парень свой рассказ о мавзолее заучил наизусть по какому-то не очень грамотному справочнику или буклету.

— Мавзолей был построен при Шах-Джахане[13], — вещал он. — Где-то в начале семнадцатого века. Он был королем больше тридцати лет. И когда вступил на трон, то унаследовал одну из самых богатых империй мира с бесконечным богатством, рубинами и алмазами, включая известный алмаз Кох-и-Нур[14]. Он одобрял и покровительствовал торговцам, ювелирам, ремесленникам, поэтам, музыкантам и артистам. Но его счастье не было долговременное, потому что в четвертом году царствования его любимая жена Мумтаз-Махал умерла. И он остался один на обломках и убитый горем…

Они дружно двинулись в сторону виднеющегося вдали беломраморного сооружения. Бодро шагали по присыпанным песочком дорожкам, мимо красивых дворцов, обсаженных деревьями, водоемов и фонтанов.

Людка, совершенно очарованная, смотрела на наплывающее из синего неба прекрасное творение рук человеческих.

Белый главный купол напоминал чашку. По бокам четыре белых минарета. Прекрасное здание отражалось в зеркале водоема.

Вокруг мавзолея суетились маленькие, как букашки, черные человечки, разнообразно одетые в индийские дхоти, яркие женские платья, европейские костюмы.

— И вот какой была его жена, — продолжил свой рассказ полный, влажный от пота, кучерявый гид и показал им миниатюрный портрет женщины, по которой так убивался правитель.

Людка глянула — круглолицая, похожая на звезду Болливуда женщина с маленьким ртом и черными бровями вразлет. Со слегка сплюснутым носом.

«Видимо, от смешения кровей — монгольской и индийской», — решила она. И таких вот любят!

— Шах-Джахан построил один из самых великих монументов любви в ее память — Тадж-Махал. Но строил он его очень долго. И в конце концов разорил этим строительством свою страну и казну. Так что для него это строительство кончилось печально. В конце жизни его сверг с престола его собственный сын — император Аурангзеб. И заточил его в Агре в форте. Во дворце. Там он и доживал свои дни, глядя из окна на свое творение. Мы сейчас осмотрим мавзолей. А потом проедем в форт Агры. И увидим то место, откуда безутешный Шах-Джахан обозревал Тадж-Махал.

Гид помолчал, обмахиваясь газеткой от липкой жары. И продолжил с восторгом:

— Он собирался построить на той стороне реки еще один такой же мавзолей. Но из черного мрамора. Этот для любимой жены. А вот тот уже для себя. Но это не удалось.

Но не все в их маленькой группе были восхищены подвигом бывшего хана. Сверкнув глазами-бусинками, Мария Бархатова брякнула себе под нос:

— Это надо же, ради мертвой бабы разорить страну! И все в восторге от этой глупости!

«Не понимает она, что такое сила любви!» — думала Крылова. Подумала, но ничего не сказала. Теперь она уже взрослая женщина. И лишнего не говорит. Никогда.

Вот они уже поднялись по ступенькам на платформу, на которой стояло белоснежное здание. Здесь толпились, кучковались сотни туристов. Щелкали фотоаппараты. Многие делали селфи, орудуя палками. И сразу выкладывали свое фото в интернет.

«Ярмарка тщеславия проникла и в эти древние стены», — отрешенно смотрела на все Крылова. В глубине души она ждала чего-то. Может быть, того, что ей сейчас откроется какая-то важная тайна, которую скрывает Тадж-Махал.

Вблизи оказалось, что мавзолей не просто белый. Стены, окна, двери — все было украшено изысканными яркими цветочными узорами, сделанными из полудрагоценных камней. Цвета переливались на белом фоне, переходя из одного в другой. Казалось, что эти цветки, листья, стебли — живые и дышащие.

Завидев русских, группа индийских черноглазых, черноволосых, густо-коричневых девчушек в одинаковой школьной синей форме подошла к ним. Они восхищенно смотрели и перешептывались: «Лакшми-баи! Лакшми-баи!»

От группы отделилась воспитательница — высокая очкастая индианка в сари. И на ломаном английском спросила: