Теперь им с Рурком предстояло выращивать куда больший урожай, но уже на его ферме. Поэтому Женевьева все переписала на Джошуа Гринлифа: и землю, и ферму.

Да, она готова уехать. Готова, потому что того, что их ожидало с Рурком, не мог дать никакой кусок земли.

Женевьева ласково похлопала Мимси по плечу.

– Абсолютно уверена, – ответила она, и вдруг ее лицо расплылось в улыбке. – Рурк здесь!

Действительно, по дороге на своем чалом жеребце ехал Рурк, держа перед собой в седле Хэнса.

– Стой спокойно, девочка, – заворчала Мимси, заметив, что Женевьева собирается спрыгнуть с табуретки, чтобы встретить гостей.

– Но я хочу показать ему платье.

– Не нужно, оно еще не готово. Совсем скоро Рурк увидит его во всей красе.

Женевьеве пришлось согласиться, что завтра наступит совсем скоро, и позволила Мимси снять с себя наряд. Затем девушка быстро надела одно из своих обычных простеньких платьев и, даже не успев обуться, побежала навстречу Рурку.

Женевьева сняла с седла Хэнса и поцеловала в теплую от весеннего солнца сияющую головку. Мальчик тут же стремглав побежал на поле, где Джошуа с сыновьями убирали табак.

Соскочив с коня, Рурк заключил девушку в объятие, от которого у нее на миг остановилось дыхание. Поначалу Женевьева протестовала против столь откровенных проявлений нежности, которые он позволял себе у всех на виду. Но теперь она в полной мере познала теплую сладость поцелуев любимого и силу рук, обнимающих ее. Женевьеве хотелось близости так же сильно, как и ему.

– Завтра, любовь моя, – пробормотал Рурк куда-то ей в волосы. – Боже, нам придется ждать целую вечность!

Женевьева не могла не согласиться с ним. Когда Рурк находился рядом, все пылало у нее внутри. Она с трудом призывала себя к терпению, настолько ей хотелось целиком принадлежать ему.

– Я не могу остаться надолго, – с сожалением сказал Рурк. – Я и не подозревал, что перед свадьбой может быть столько дел. Между прочим, мистер Карстерс согласился провести ритуал.

– Замечательно! – обрадовалась Женевьева. – Это очень мило с его стороны, особенно, если учесть, что шесть лет и ноги моей не было в церкви.

– Он с удовольствием сделает это, Дженни, – заверил ее Рурк. – Сай Хинтон уже помог мне привести в порядок сад. Мы поженимся как раз под тем платаном, под которым я в первый раз сделал тебе предложение.

Женевьева покраснела:

– Странно, что ты еще помнишь об этом. Кажется, тогда я вела себя не очень вежливо.

Глаза Рурка заискрились от смеха:

– Я не обиделся, Дженни. Я уже тогда знал, что ты влюблена в меня. Но ты была слишком упряма, чтобы признать это.

Девушка легонько стукнула его кулачком в грудь:

– Вы льстите себе, мистер Эдер.

– Неужели, Дженни? – он устремил на нее проницательный взгляд.

Женевьева, вздохнув, кивнула головой. К чему теперь все попытки отрицать это? Она чувствовала себя спокойнее, признав правду.

– Я всегда любила тебя, Рурк Эдер, – проговорила Женевьева хрипловатым от нахлынувших чувств голосом. – Всегда.

– Ну, стоит ли расстраиваться из-за этого, малышка, – ласково сказал Рурк, осторожно смахнув большим пальцем слезу на ее щеке. – Единственное, о чем можно сожалеть, – так это о потерянном времени.

Женевьева кивнула и устроилась поудобней в теплом кольце его рук. С Голубых гор дул прохладный ветерок, напоминая о недавнем зимнем холоде.

– Обними меня, Рурк, – попросила она, охваченная странной тревогой. – Обними меня и скажи, что все это происходит на самом деле, что это не сон.

– Это не сон, Дженни. Но сейчас мне нужно поймать Хэнса и отправляться обратно. А вот с завтрашнего дня мы всегда будет вместе.

Женевьева прижалась лицом к груди любимого и с наслаждением вдохнула его запах – запах солнца и чистой земли.

– Поклянись, Рурк, – проговорила она. – Поклянись, что мы всегда будем вместе.

Он приподнял пальцем ее подбородок и, заглянув в глаза, произнес:

– Клянусь, любимая, – после этого Рурк скрепил свою клятву поцелуем, который был гораздо красноречивее всяких слов.

Женевьева смотрела ему вслед и чувствовала, что счастье настолько переполняет ее, что даже испугалась этого.

– Боже мой, – удивлялась она, – почему судьба так улыбается мне? Я ведь ничего особенного не сделала, кроме того, что получила от этой земли несколько фунтов табака да умудрилась завоевать любовь лучшего на всем белом свете мужчины.

В этот момент набежавшее облачко закрыло солнце, но Женевьева не обратила на него внимания. Придавать значение подобному факту означало поставить под сомнение свою радость.

Время тянулось невыносимо медленно. Когда часы торжественно отмерили несколько ударов после полудня, Мимси удалилась, чтобы нанести последние штрихи на платье Женевьевы, и забрала с собой Розу. К ним присоединилась Каролина, унаследовавшая от Калвина стремление к учебе и чтению. Девочка постоянно оттачивала свое мастерство, читая вслух матери и сестре Писание. Она надеялась, что когда-нибудь будет учиться в Квакерскул в Филадельфии, в школе, о которой ей рассказывал Лютер Квейд.

Оставшись одна в своем доме, Женевьева прислушивалась к тиканью часов и думала о Рурке, о том, что сегодня она переночует здесь в последний раз. Однако в ее душе даже ничто не дрогнуло при этой мысли. Дом не стал для Женевьевы чем-то большим, чем единственным наследством Корнелиуса Калпепера, мужа, которого она никогда не видела, но который обошелся с ней так жестоко, оставив кучу долгов.

Неожиданно взгляд девушки уловил на дороге какое-то движение. Женевьева с удивлением наблюдала, как к ее дому направляется незнакомый экипаж; полуденное солнце играло на его полированной стенке. Экипаж не мог принадлежать кому-нибудь из жителей деревни: после начала войны в Дэнсез Медоу почти не осталось экипажей, как, впрочем, и лошадей.

Между тем, карета подъехала к дому и остановилась на посыпанной гравием дорожке. Черный слуга спрыгнул с подножки, распахнул дверцу, и… появился Генри Пиггот.

Женевьева непроизвольно подняла руку ко рту, издав слабый стон беспомощного отрицания. «Ты же мертв; ты ведь был убит, когда грабил фермы в Фэрфилде», – хотелось закричать ей. Пока эти мысли вихрем проносились в голове, Женевьева уже знала, что произошла ошибка, непоправимая, но она, возможно, будет стоить ей счастья.

Стряхнув с себя оцепенение, девушка вышла навстречу гостю, с неприязнью отметив, что Пиггот с годами заметно увеличился в размерах. Он стал очень массивным и сейчас заполнял собой весь дверной проем.

Не отрывая от посетителя глаз, Женевьева заставила себя спокойно произнести: