ЯМПОЛЬСКИЙ: Хотя лжеисторики и пытаются называть нас оккупантами, фронтовики знают, убеждены, что Советский Союз преследовал совершенно иные цели.

КИРПИЧЕНКО: Действительно, весь вопрос в том, с какими целями пришла на чужую землю армия. Красная армия шла в Европу как освободитель для разгрома противника, выполняя и свой патриотический, и свой союзнический долг.

ТЮШКЕВИЧ: Я бы сказал, что действия Красной армии, направленные на освобождение своей территории и уничтожение противника, по своему социально-политическому характеру изначально имели освободительный характер, и потому вся борьба Советского Союза с фашизмом — это освободительная миссия. Когда же мы вступили на территорию восточноевропейских стран, то начался непосредственно процесс освобождения, оказания помощи этим народам, потому что другой силы, способной на это, не было. Кроме того, действия Красной армии были вдохновляющими для движения Сопротивления, национально-освободительной борьбы, да и, по существу, — для политики западноевропейских стран. В общем, вся объективная логика международных отношений, военно-политических событий, вооруженной борьбы обязывала нас вступать на эту территорию освободителями от фашизма, который был главным препятствием для развития человечества в XX веке.

Можно утверждать, что освободительная миссия Советского Союза началась 22 июня 1941 года, а не когда мы вступили на территорию других государств.

МЯГКОВ: А если бы Красная армия не вошла на территорию Восточной Европы, то свято место, как говорится, пусто не бывает. Наши союзники сразу же начали бы создавать новый «санитарный кордон» вокруг Советского государства. Тот самый «санитарный кордон», который был одной из основных причин предвоенного политического кризиса. А ведь одной из важнейших геополитических целей Советского Союза в предверии победы было создание на своих рубежах пояса дружественных государств, обеспечение безопасности государства на долгие годы.

ЯМПОЛЬСКИЙ: Добавлю в развитие темы, что Черчилль советовал Рузвельту изменить планы использования войск в октябре 1944 года. Те силы, которые американцы готовились выделить для активизации наступления на Западном фронте, он предлагал вновь использовать в Италии, чтобы через нее выйти на Австрию и таким образом защитить свои интересы в Югославии и Греции. Рузвельт не пошел на это. Он сказал, что американские войска устали, и наступление Советской армии с Востока даст союзникам гораздо больше, нежели их собственное наступление через Италию.

— То есть занятие восточноевропейских государств иностранными войсками в любом случае представляется неизбежным...

КИРПИЧЕНКО: Оккупация территории после разгрома противника — явление, всеми признанное законным. Но с какими бы целями ни пришла оккупационная армия, задерживаться надолго ей опасно.

ОРЛОВ: Действительно, когда армия долго стоит на чужой территории, от нее устают — какая бы она ни была... К Красной армии относились хорошо в первое время, потому что она пришла в качестве освободителя. Мы оказывали огромную и всестороннюю помощь населению освобожденных от фашистской оккупации стран... Когда в Норвегии мы вошли в Киркенес, весь город был разрушен. Был конец октября, и все уцелевшие дома были отданы местному населению, а наши солдаты жили в палатках — хороши «завоеватели» и «оккупанты»!

В Австрии мы передали населению большое количество продовольствия, стали восстанавливать мосты, железные дороги...

В Венгрии, особенно в Будапеште, где народ голодал, и люди прожили в подвалах три месяца осады, наши войска сразу же передали населению 33 тысячи тонн зерна, 4 тысячи тонн мяса, 2 тысячи тонн сахара, 600 тонн соли и так далее, и так далее. Забыть об этом могут лишь самые неблагодарные.

— Кстати, мы привыкли говорить о разоренной войной Европе. А ведь разорение было далеко не везде одинаковым...

ЛОБОВ: Это правда. В результате войны экономика европейской части СССР была уничтожена дважды и даже трижды: когда немцы наступали до Москвы, все уничтожалось, и мы сами им в том помогали, чтобы не оставлять; потом — когда немцы отступали...

Мы также получили опустошенную Восточную Европу — разрушенные Польшу, Венгрию, Чехословакию, Румынию, Болгарию и восточную часть Германии. Зато на Западе все осталось целым — Франция, Испания, западная часть Германии, Норвегия, Дания, Голландия — только Роттердам был разрушен. Советскому Союзу пришлось не только восстанавливать свою европейскую часть, но и помогать Польше, Венгрии, Чехословакии... Сколько туда вложено, мы даже не знаем. И вряд ли будем считать.

— Однако очень скоро наши недоброжелатели заговорили не об этой помощи, а о насильственной «советизации», «большевизации» Европы, этаком «экспорте революции». Насколько оправданны были — да и остаются, поскольку эта тема не забыта, — подобные утверждения?

ОРЛОВ: Мысль, что мы «советизировали» Восточную Европу, теперь гуляет и в нашей прессе. Но так ли это? Мы действовали в полном соответствии с нормами международного права. Насильственной «советизации» в то время не было и не могло быть, потому что сами народные массы ряда стран, в том числе Венгрии и Румынии, кроме того, что боролись с фашизмом, выступали и против своих реакционных режимов, которые довели страны до того, что они попали либо в зависимость, либо в союз с фашистами. Народное сопротивление привело к тому, что леводемократические силы одерживали победы над силами право-демократическими, даже просто демократическими, которые пытались вернуть в свои страны старые порядки. Но ведь эти порядки перед войной себя не оправдали! Поэтому движение сопротивления способствовало тому, что в этих странах произошли народно-демократические революции. Не во всех, а именно там, где боролись не только против германского фашизма, но и против своих, теперь рухнувших, режимов.

Там, где таких условий не было, хотя и были наши войска, — скажем, в Норвегии, Дании, Иране, Австрии, — там политических сдвигов в левую сторону не произошло, они остались теми же буржуазно-демократическими странами, какими были до фашистской оккупации.

КИРПИЧЕНКО: Конечно, наша армия способствовала тому, что к власти приходили социалистически настроенные элементы. С нашей точки зрения это был нормальный процесс, и наша армия стала уже защищать этот строй от внешнего вмешательства и внутренней реакции...

ОРЛОВ: Страны народной демократии, которые тогда образовались, ни в какой степени не были копиями Советского Союза и отнюдь не были социалистическими странами. На социалистический путь развития они начали переходить уже после того, как был принят план Маршалла — когда четко разграничилась Европа, началась «холодная война». Только тогда, после этапа народной демократии, некоторые из них встали на путь социалистического развития.

ЯМПОЛЬСКИЙ: Отмечу, что в ноябре 1944 года наша разведка сообщала, что Черчилль и Иден высказывают идею о создании блока западноевропейских стран. К этой мысли британские политики пришли, видя, что Советская армия освобождает значительную часть Европы... Но кого тогда можно было легко объединить в «западный блок»? Наверное, только Францию и Англию. Однако из-за того, что Франция была слабо вооружена, а самой Англии после войны нужно было укреплять экономику, эта идея в Великобритании поддержки не получила. Она, как мы знаем, была реализована только впоследствии — в более широком масштабе, с привлечением американцев. Имеется в виду создание блока НАТО.